раз на улице и однажды в школе – она была самая красивая на Лесобазе. Высокая, с белыми волнистыми волосами, уложенными, как у Нади из «Иронии судьбы», такая тоненькая, элегантная, всегда в длинном платье с легким пояском. Вика растет тоже высокая, красивая, тоненькая. Но хорошистка.

Саша поздоровалась. Вика сказала:

– Это Саша.

– Я помню, помню. Ну что, поиграете сначала или чай будете пить сразу?

Саша не была голодная. Конечно, неплохо бы пирожков, особенно после того как ее раздразнили ватрушками на выборах, но посмотреть комнату Вики хотелось еще больше. Саша, наверное, никогда не ходила в гости к девочкам, у которых была своя комната. У детей тети Любы, у Наташки с братом, была одна комната на двоих, так что не считается. У Маши с Леной, дочерей другой ее тети, Наташи, тоже была своя комната. Сейчас Саша шла тихонько и всё разглядывала. В квартире у Иващенко в коридоре стены были оклеены обоями под кирпич. Саша такого раньше не видела. У дверей висело бра. Справа стояла в прихожей двойная обувная тумба, на ней – стойка с крючками для одежды. На левой дверце тумбы наклейка – алые маки. Направо – дверь на кухню, а слева от входа к стене был прикручен маленький столик с настоящим телефоном, под ним – дрова, аккуратно сложенные на красивой железной подставке. Что же, они печь топят? Вот бы печь посмотреть.

Они зашли к Вике в комнату. Во всех бараках такие планировки, и у Ирмы Александровны, и у Лены Рудниковой: направо – кухня, напротив входной двери – зала, налево по коридору – раздельные туалет и ванна, а дальше – вторая комната. Каково это – жить в своей собственной комнате – Саша так и не понимала. Хотя старалась понемногу себя приучать – переедут же они когда-нибудь в свою квартиру, и там у нее будет отдельная комната.

У Вики было неуютно и будто стерильно. Узкая половая дорожка в центре, вдоль правой стены сложенный диван с выцветшим покрывалом, налево в нише – шкаф, встроенный прямо в стену, рядом – письменный стол, над ним – книжная полка. И темно. Окна наполовину занавешены тюлем и желтой, гофрированной, до пола шторой. На потолке – люстра с тремя маленькими рожками в форме манжета от рукава. Больше в комнате ничего не было. Нет, еще круг гимнастический – пресс качать, встаешь двумя ногами и крутишься. У Саши тоже такой был. Она еще в садике на нем один раз так сильно раскрутилась, что ее до сих пор при виде этого круга тошнит. На полке только тетрадки и учебники. Ни одной книжки. Может, она в родительской комнате книжки держит?

– А у тебя кошка есть? – спросила Саша неожиданно.

Уж очень как-то тоскливо в этой комнате и вообще в квартире. Будто в фильме ужасов. Неприятно.

– У мамы на кошек аллергия, – сказала Вика. У нее не было кошки, и она к этому относилась равнодушно. Невероятная какая-то Вика.

Она постояла, потом одернула немного штору и включила тусклую маленькую лампочку. Аквариум! На подоконнике стоял небольшой аквариум с крышкой и длинной лампой на ней. Саша присмотрелась – там плавали две рыбки, маленькие сомики.

Вика заметила удивление:

– Вон там, под ракушками, еще две.

Саша ничего не увидела.

– Какой породы?

– Сомы.

Четыре блеклых сома. Хоть бы золотую рыбку завели, что ли.

– А хомяка ты не хотела никогда взять? – спросила Саша.

– Хомяка? А зачем он мне? С ним неинтересно, – протянула Вика.

«Зато с рыбой интересно», – пробурчала про себя Саша, она уже пожалела, что пришла в гости. Редкий случай, когда в гостях нечего смотреть.

– Чай, идемте пить чай, – закричала из кухни мама. У нее был красивый и очень громкий, сильный голос, который она подала вовремя – как будто почувствовала, что Саша сейчас начнет зевать от скуки.

– Ну? Посмотрели рыбок?

Саша кивнула.

– Было пять, – пояснила Викина мама, – но одна объелась и умерла.

«Жуть какая!» – подумала Саша, а вслух спросила:

– Золотая была рыбка?

Мама удивилась:

– Почему золотая? Сомик.

Весело у них тут…

Викина мама положила каждому по пирожку. Достала откуда-то из кастрюли по одному.

– Ешьте-ешьте, там еще есть, положу горяченькие.

Такого Саша еще не видела, чтобы по одному пирожку клали. Саша потянулась к тарелке и даже уже раздвинула пальцы для хвата, как Вика взвизгнула:

– А руки? Мы же не мыли руки!

Сашина рука резко упала на край тарелки так, что та подпрыгнула. Чуть не разбила!

Они пошли мыть руки. Вика намочила свои, дождалась, когда намочит Саша, потом выключила воду, дала Саше кусок мыла, какого-то розового, и сама взяла второй. На раковине, в третьей мыльнице, лежал еще один, тоже розовый. Три мыла!

– Раз, два, три… – Вика тщательно намылила руки и принялась считать.

Саша даже растерялась. Она уже хотела смыть пену, но Вика строгим жестом показала, что еще рано. Наконец досчитала до двадцати и только тогда пустила снова воду:

– После намыливания нужно ждать двадцать секунд, чтобы умерли все микробы.

Они вернулись на кухню и снова сели. Саша сдержанно посмотрела на пирожок, дожидаясь, пока Вика первая укусит свой. Тогда только тоже взяла, аккуратно откусила кусочек.

– Забыла предупредить, пирожки у нас без соли и без сахара. Это яд.

Саша подскочила.

– Соль и сахар, говорю, яд, – сказала Викина мама. Какая она красивая и какая странная.

С чем был пирожок, Саша не поняла. Она с трудом прожевала жесткое тесто без соли, сахара и дрожжей. Пирожок был – будто из теста на пельмени, которое забыли посолить. Ну и гадость. Она второй раз чуть-чуть откусила. Хотела узнать, с чем он, но всё не могла добраться до начинки. Вика тоже кусала медленно и очень тщательно жевала.

– Для правильного пищеварения нужно долго жевать: семнадцать раз на одной стороне и двадцать – на другой, объяснила мама. – Не менее тридцати семи раз.

Саша стала медленно пережевывать, вернее, плющить пирожок на одной стороне зубов и считать. Досчитала где-то до пятнадцати и перекинула языком уже раскисшее тесто на другую сторону. Жевнула раз, второй – на третий еду хотелось выплюнуть, потому что она превратилась в ком слюней; вкус, какой-никакой, совсем пропал, во рту ощущались только слюни. Она ненавидела медленно есть, потому что еда прокатывалась по горлу уже безвкусной, а Саша любила глотать большие вкусные куски. Мама не верила, говорила, что в горле нет вкусовых рецепторов, но Саша же чувствовала! Ей пережеванная на сорок раз еда именно горлом была невкусная. Неприятно глотать.