Наконец, была назначена встреча. Господин Помпиду явился ближе к обеду, и, в ожидании Мадам, Патрик развлекал гостя в гостиной. «Резкая линия подбородка, густые брови и большой нос подчеркивали блеск холодных умных глаз, которые все время перебегали с предмета на предмет. Он напоминал осторожного рачительного фермера на животноводческой ярмарке»[153]. Наконец появилась Хелена в домашнем платье, подбитом мольтоном[154], и тапочках в тон ему.

Она начала с того, что повела его осматривать свою коллекцию. Это было проверкой, которую она очень любила, потому что, как она говорила, «люди не могли удержаться, чтобы не начать сравнивать свое барахло с моим». Это позволяло ей легко оценить реальное состояние человека. Быстро выяснилось, что у Жоржа Помпиду ничего нет, кроме значительных познаний в области искусства. Это ей очень понравилось, и она решила отдать ему квартиру.

Но когда господин Помпиду собрался уходить, очень довольный результатом визита, Мадам промурлыкала почти шепотом:

– А как же насчет приплаты, месье?

В то время во Франции это означало, что новый жилец «приплачивал» некоторую сумму или владельцу, чтобы получить преимущество перед другим желающим, или бывшему жильцу в счет его взноса, а чаще всего обоим. Это было не совсем законно, но все так делали.

– Вам решать, – ответил господин Помпиду.

– Нет, это же вы банкир. Назовите вашу сумму.

– Восемь миллионов, – без колебаний сказал Жорж Помпиду.

– Сколько? Вы сказали восемнадцать миллионов?

– Нет, дорогая Мадам, восемь.

– Скажем, десять. Это очень хорошая квартира, с прекрасным декором.

– Я знаю, моя жена с ума по ней сходит[155].

– Значит, десять. Договорились?

Будущий премьер-министр не был человеком, склонным торговаться, и молча кивнул. Мадам, немного разочарованная тем, что он так быстро согласился, сделала еще одну попытку.

– Одиннадцать?

– Мы договорились на десять, дражайшая Мадам.

– Ну хорошо, так и быть.

Патрик удивился, как быстро этот человек одержал победу. Мадам обычно так легко не сдавалась. «Какой очаровательный человек», – начала Хелена, а потом, неожиданно рассердившись, стала упрекать Патрика за то, что он не вмешался и не помог ей получить за квартиру двенадцать миллионов. Патрик, уже наловчившийся в таких делах, напомнил ей, что господин Помпиду скоро станет премьер-министром и, возможно, окажется ей очень полезен. Буря постепенно стихла.

Мадам, будучи по характеру очень любопытной, стала приглядывать за новыми жильцами. Она вытягивала шею, чтобы заглянуть в их открытые окна, и отмечала, когда они уходят и возвращаются. Они всегда вежливо здоровались с ней, и в конце концов она стала считать их очень милыми людьми.

* * *

Но пришло время возвращаться в Лондон посмотреть на новую квартиру. 11 апреля 1961 года Хелена Рубинштейн открыла для прессы двери нового жилища в Найтс-бридже.

Квартира состояла из двух частей и точно соответствовала эклектическим вкусам своей владелицы. Задача Дэвида Хикса была непростой: он должен был примирить свои художественные устремления с требованиями заказчицы. В решении ему помогло изучение гардероба Хелены. Красный шелк, из которого был сшит ее любимый костюм, подсказал нужный оттенок полам и стенам прихожей. Туалет от Баленсиаги, в котором она была изображена на портрете Сазерленда, вдохновил его на создание обитых шелком стен гостиной. Эта комната служила одновременно офисом салона и столовой, в которой проходили банкеты, то есть должна была с легкостью вмещать сорок пять человек и фуршетный стол.

Повсюду царила роскошная неразбериха. В спальне, обитой расписанным белым шелком, можно было увидеть портрет Поля Пуаре кисти Роже де ла Френе и две акварели Шагала, которые она особенно любила. В смежной с ней ванной стены были покрыты настенной росписью итальянского художника Федерико Паллавичини, который работал с Патриком в журнале Flair. Атмосфера этого жилища была немного удушающей. В квартире, казалось, хотели воссоздать химерическую картину мира: экзотические цветы и птицы и на заднем фоне фантастические рисунки, как в Королевском павильоне в Брайтоне в его знаменитом стиле времен Регентства.

Прихожая освещалась мягким светом ламп, спрятанных за дубовыми панелями. Блики играли на китайских скульптурах времен династии Сонг, укрепленных на медных подставках. Везде стояла мебель разных стилей, а стены были увешаны абстрактными картинами Пикассо, Атлана, Клаве и Треведи. Там было много статуй разных времен, африканские маски, испанская Мадонна XVI века и многочисленные работы в мраморе ее друга Эли Надельмана.

Роскошная тенистая терраса выходила на Гайд-парк. Здесь Хелена написала книгу, которую потом назовут ее мемуарами – My Life for Beauty – «Жизнь за красоту».

Весной 1963 года мать Патрика неудачно упала, сломала шейку бедра и вскоре скончалась от легочной эмболии. Потрясенный Патрик вернулся после похорон на работу и, к собственному изумлению, был принят без лишних сантиментов. Мадам заявила, что перемены пойдут ему на пользу и что вскоре они уезжают в путешествие – их ждут Швейцария, Германия и Франция. Как и после смерти мужа и сына, Хелену охватила лихорадка путешествий, потому что, по ее мнению, только работа и путешествия помогают справиться с утратой. И хотя была зима, не сезон для показа модных коллекций, они отправились в Европу.

Патрик был настроен враждебно, но Мадам, не переставая, повторяла, что он должен ее слушаться. Когда они приехали в Париж, там бушевала эпидемия гриппа, и ослабленный переживаниями молодой человек тут же заболел. Почти неделю он провел в тяжелом состоянии в своем номере в лихорадочном жару. Мадам не решалась навещать его. Она поселилась в номере, который обычно занимал князь, и ни разу не зашла проведать его. Правда, каждый день она присылала Патрику с Эжени бульон и тонну документов, которые у него не было сил прочесть.

Хелена ненавидела болеть, а еще больше не любила, когда болел кто-то из близких. Как только она узнала, что температура спала, она тут же вызвала его к себе. Мизансцена была совершенна: растрепанные волосы, небрежный макияж, одежда в беспорядке… она притворялась, что наспех пишет какое-то письмо, разложив бумаги на столике для бриджа, который служил ей письменным столом. Патрик молчал, а Хелена разразилась упреками. «Богом клянусь, вы бесполезное существо, бесполезное как для меня, так и для вас самих! Посмотрите, сколько мне приходится делать совсем одной, пока вы спите сутки напролет! В ваши-то годы! Вы просто слабак, ничтожество!»