Я очутилась в крохотном помещении, посреди которого высилсядлинный стол, покрытый зеленым сукном. За ним сидели три человека, все мужчинынеопределенного возраста, с грязными волосами и в засаленных пиджаках. На углустолешницы сверкал стеклянный графин с водой. Не хватало только трибуны иведущей к ней красной ковровой дорожки, чтобы у человека моего возраставозникли ассоциации: торжественное заседание парткома, посвященное празднику,например труда.

У окна на стуле скромно сидел Федор. Мужик с желчнымзавистливым лицом резко спросил:

– Арина Виолова?

– Да.

– Ваше образование?

– Среднее.

Мужчины переглянулись, потом крайний слева протянул:

– И что вас потянуло в литературу?

Я пожала плечами:

– Трудно сразу ответить.

Дядечка, возвышавшийся справа, ткнул пальцем в стопочку моихкниг:

– Вы издаете это за свой счет?

– Нет, конечно, меня выпускает «Марко».

– И платит вам гонорар? – оживился средний.

– Естественно.

В комнате возникло молчание. Мужчины глядели на меня, я наних. Наконец мне стало совсем неудобно, и я робко спросила:

– Может, мне вам стихи Пушкина прочитать?

– Вы понимаете, что своей литературой портите русский народ?– налетел на меня левый, тряся «Кошельком из жабы».

– Вместо того чтобы обучать читателя, подтягивать его досвоего уровня, вы суете ему жвачку, – просипел правый.

– А текст! – взвился средний. – Да у вас в некоторых фразахнет сказуемого! Иногда даже подлежащего. Вот, например, «Вечерело». Это что, а?

Да мы с младших классов знаем…

Федор кашлянул:

– Михаил Семенович!

Катенин вдруг замер. Его маленькое личико ленивогонеудачника сморщилось.

– Хорошо, Арина, мы принимаем вас в организацию«Литературные деятели и прогресс».

Вымолвив эту фразу, он вытащил из стола красную книжечку ишвырнул ее мне. Совершенно ничего не понимая, я вышла в комнату, где маялисьАрсений Викентьевич и Милада Сергеевна.

– Выгнали с позором? – радостным голосом осведомилась дама.

– Да нет, – ответила я, демонстрируя удостоверение, –приняли!

Оказавшись на крыльце, я усмехнулась и сказала Федору:

– Представляю, чего стоило упросить этого напыщенного прыщапринять в общество автора детективов.

– Ну не так уж и дорого, – хмыкнул Федор, отпирая «Форд», –всего триста баксов.

Какое-то мгновение я переваривала услышанное, потомвоскликнула:

– Ты дал каждому триста долларов за то, чтобы они меняприняли?

– Нет, – улыбнулся пиарщик, – триста на всех!

– С ума сойти! А казались такими принципиальными, – только исумела выговорить я, – значит, тебе надо, чтобы у меня имелось этоудостоверение?

Федор терпеливо объяснил:

– Многим слова "Член организации «Литературные деятелии прогресс» кажутся своеобразным знаком качества. Укажем это на оборотнойстороне твоих книг, они станут лучше раскупаться. Поняла, котя?

Я кивнула, но все еще удивлялась.

– Похоже, этот Михаил Семенович никого с первого раза непринимает!

Федор развел руками:

– Надо знать ходы!

– Вот тебе и беспристрастный литературный критик!

Федор тяжело вздохнул:

– Арина, чем дольше имею с тобой дело, тем больше поражаюсь.Тебе разве три года? Или ты еще до сих пор не поняла, что в нашем мире всепродается?

– Нет, это вовсе не так!

– Все! – жестко повторил Федор. – Абсолютно, просто нужноназвать определенную цену.

И все проблемы. Этим попугаям красная стоимость: тристабаксов оптом. Дороже не стоят и сами об этом знают.

Он влез в «Форд», помахал мне рукой и улетел.

Я пошла к «Жигулям», чувствуя нарастающую усталость. Ладно,я согласна, членство в организации, премию, строчки в рейтинге, кусок масла,банку икры можно купить. Но за какие деньги вы сумеете завоевать любовь ребенкаили верность друга? Неужели вы сможете откупиться от смерти? Или приобрести заденьги благородную душу?

Какое количество мешков с золотом надо отдать за появлениена свет сына или дочери, если медицина бессильна помочь в этом вопросе? Всеотнюдь не так просто, как полагает Федор. Даже если я отдам все, что имею, ясразу не узнаю, где прячут Настю Чердынцеву!

Подумав так, я окончательно расстроилась и поехала вНовокосино. Сейчас настоюсь в пробках! Народ торопился с работы домой. Внезапноперед глазами возникла мачеха Раиса, она погрозила мне пальцем и сказала:

– А ну, Вилка, заканчивай ныть! Разнюнилась тут,рассопливилась! Нет худа без добра.

Внезапно я повеселела. Раиса часто повторяла фразу: «Нетхуда без добра», она жила по этому принципу. Очень хорошо помню, как у мачехиоднажды украли кошелек с зарплатой. Для нас это было настоящим бедствием,никаких накоплений у нас не имелось. Раиса сначала зарыдала, потом увидела, чтоя тоже реву, мигом отвесила мне тумака и заявила:

– Ну очень хорошо, что его сперли.

– Да? – утирая сопли, спросила я. – Почему же?

– Цельный месяц станем гречу жрать без масла и сахара! –радостно воскликнула Раиса. – У меня печенка болеть перестанет.

– А мне что в том хорошего? – настаивала я – у меня-топеченка не болела никогда.

Раиса пожевала нижнюю губу, снова наградила воспитанницуоплеухой и сказала:

– В юбку влезешь, которая тебе мала стала, будешь стройная извонкая, все мальчишки упадут и штабелями сложатся. Запомни навсегда: нет худабез добра и ни о чем жалеть не надо!

Повеселев, я ехала по забитым машинами улицам. Очень хорошо,что я задержалась, просто замечательно, Еще неизвестно, была бы Ирина дома,заявись я к ней в середине дня. А сейчас небось точно пришла со службы! Нетхуда без добра, во всем следует искать положительное.