Остальные «друзья» Хворостовскому, видимо, ещё раньше отказали, так как исчез он и более не появлялся. Булгакова ставили уже без него. Пытались ставить. Софа снова долго пьесу выбирала, металась от Шекспира (Корецкий очень хотел Гамлетом побыть) до «Тёмных аллей». От «Верного Руслана» и «Крутого маршрута» до «Любови Яровой» и «Гнезда глухаря». Серёгина предлагала «Котлован» Платонова, решили, что не потянут. Софе все казалось пресным, скучным – особенно на фоне телевизора и того, что вокруг. Реальность пёрла со всех сторон, лезла в окна и двери, трещавшие под её напором. Какой уж тут театр?

Студийцы-то на самом деле больше всего любили именно такое межсезонье, когда ничего делать не нужно, только собираться на втором этаже, гонять чаи по будням и кое-чего покрепче в праздники и в выходные («Полёт» раз и навсегда решал для всех местных и иногородних проблему досуга, компании, служил самой верной сводней), читая «Огонёк» и обсуждая последние новости. Это С. С. горела как в лихорадке, перечитывая старые сборники и выискивая актуальные сюжеты, так как нужно соответствовать гордому званию самодеятельного театра (плюс отчётность), а для молодёжи – юность и её возможности – самый главный сюжет.

Плюс, конечно, бизнесы, отстраивали кто мог, а это сложно. Особенно с непривычки. Особенно в государстве, не имеющем никакого отношения к частной собственности и рыночной экономике. Все приходится изобретать заново. Пан или пропал. Сложно, практически невозможно переключаться из мира низких дел на материи горние, да отвлечённые. Костяк коллектива распадался. Тецкие уехали и там развелись. Корецкий поссорился с Никоновым, до кровной вражды. Хворостовский исчез, даже адреса никому не оставив.

Волнение мамы о будущем сына однажды соединилось с видимыми бизнес-успехами Низамова и Никонова, менявших машины, офисы и постоянно приглашавших друзей на очередное новоселье или же «по-нашему, по-бразильски» продегустировать отличие дорогущих французских коньяков от шотландских вискарей. Набравшись смелости, Вася подошёл к Никонову и попросил обучить коммерции – решил, мол, попробовать себя в новом деле, наставник нужен.

– А деньги-то у тебя есть?

Денег не было. Вася и не просился сразу «в долю», но объяснил Жене, что готов пройти все этапы и стадии бизнес-карьеры с нуля. Надо отдать должное Никонову – он не погнал наглеца, посягавшего на святая святых его деловых секретов, сразу же, но пообещал взять Васю на переговоры: Женя шёл по следам Низамова, но только не в опте, взяв себе розницу, поэтому на следующий день они оказались на птицеферме, недалеко от чердачинского аэропорта.

Вася надел белую рубашку, любовно отглаженную мамой, и дико скучал с умным видом, пока взрослые дядьки тёрли о материях, казавшихся малосущественными. Непонятными. Терминологией Вася не владел, да и слушал вполуха, наблюдая, как за огромным окном садятся и взлетают самолёты, но, кажется, улавливал, что «во время прения сторон» о сути сделки не произнесли ни слова.

Когда переговоры закончились и «все ударили по рукам», Вася обрадовался: можно ехать домой. Однако всё только начиналось. Основные тёрки деловые люди новой формации перенесли в сауну, куда и отправились целым кортежем «Вольво». Только тогда до Васи дошло, что «курочки» да «цыпочки», постоянно всплывавшие в начальственном кабинете, относятся не к продукции птицефермы, а к проституткам, вызов которых предвкушали и Женя и гендиректор, жирный мужик, зачёсывавший лысину на макушке длинными волосами, растущими по бокам плеши.

Сауна нашлась на задах заводского бассейна – бывший банно-прачечный комплекс, оперативно переоформленный внутри под псевдорусский терем. Во всех его комнатах и коридорах было темно, особенно в парилке и кабинетах с хлипкими, звукопроницаемым стенками. Только в помещении с большой водой лупил по глазам насыщенный люминесцентный свет. Пары хлорки, смешиваясь со стародедовскими ароматами запаренных веников, резали уже не только глаза, но и ноздри. А ещё здесь пахло беспрерывным развратом, и запах этот, сложно раскладываемый на составляющие, но вполне определённый, менял температуру тела.

На кухне с длинными лавками открылась поляна, накрытая богатыми угощениями. Избыточно сервированные столы, конечно, ломились, забитые закусками, салатами и бутылками, однако явно было, что продукты давно здесь томятся, неоднократно выставляемые из холодильника на стол, и успели подгулять. Особенно заветренными выглядели оливье, селедка под шубой и салат «Мимоза». Пока переговорщики разоблачались и тянулись за рюмками, Вася сдвинул вазочку с соленьями, из-за которой, потревоженный, выполз таракан с длинными усищами. Вася перевёл взгляд на Женю, но тот, увлечённый вторым раундом тёрок, разумеется, ничего не заметил. Это для Васи банные нравы вышли диковинкой, Никонов же воспринимал их единственно возможной нормой.

Часа примерно через полтора нарисовались «девочки», и Вася поймал себя на том, что избегает их, старается смотреть в сторону, не встречаться глазами ни с Жанной, ни с Вероникой, ни с Анжеликой, изображая увлечённость плаваньем от бортика и до бортика. Его спортивные успехи были столь очевидны, что даже Никонов, обмотанный, подобно римскому патрицию, простынёй со штампом местной медсанчасти на боку, прошипел ему, как бы между прочим:

– Не шухерись, за всё заплачено, бери Анжелику, вон ту, армяшку с длинными волосами, не прогадаешь. Она лобок бреет.

Анжелика рассказала ему про Сумгаит и кровавую резню, устроенную озверелыми азерами, и как бежали под покровом ночи, бросив квартиру и вещи, учёбу в институте и любимого человека самых положительных качеств, потому что младшего братика похитили и убили, распяв на бронетранспортёре. Нужно было спасться, несмотря ни на что, а теперь здесь, в этом прекрасном и спокойном городе, она вынужденно стала путаной, так как у престарелых родителей нет постоянной работы, а три младших сестры висят у неё на шее и кроме неё, разумеется, им помочь некому.

Долго ли, коротко ли, но Анжелика, прогнав по кругу ряда три «сиротских песен», предложила перейти непосредственно к делу, или ты импотентушка? А может, не по этой части? Ты только скажи, мы тут же скорректируем заказ, все в норме, чего я только не повидала за все эти годы, главное, чтобы тебе было приятно.

Она, конечно, хотела задеть его за живое – мужская гордость юного самчика заставляет бросаться в любой омут, ни о чём не думая. Перед Васей открылось два варианта – либо уйти в глухую несознанку, отморозиться, симулировать юродивость («Полёт» научил актёрствовать без малейшего повода), только б не идти на поводу у этого «мы», или всё-таки войти в грязную воду. В конце концов, тоже опыт, все парни проходили или должны пройти. Будет чего рассказать. Вот только кому? Мужчины о таком молчат. На то он и есть – «тайный разврат». Потайные практики.

В движениях Анжелики Вася чувствовал (точнее, предчувствовал) механику, когда центр движений смещается с головы на бёдра. Они работали как заводные, как жернова, способные перемолоть кого угодно. В отличие от всех предыдущих девушек Васи, мягких, уступчивых и осознанно отдающихся, Анжелика вела его за собой, задавая ритм и температуру движений, точно это она была сейчас главной. И запах её – совсем чужой и оттого особенно заметный. Вот и Вася, вслед за Анжеликой исполняя предписанные (кем?) роли, переключился на нижнее управление, оставив голову совершенно пустой, беззвучно гудящей изнанкой колокола.