Он уже потерял.

– Не понимаю о ком ты. Но спасибо, Леш, – небрежно пожимаю плечами.

– Не забывай обо мне, ладно? – Демидов вдруг вновь заключает меня в объятия. Такие отчаянные, что его боль течет по моим венам. Нехорошее предчувствие вспыхивает в эпицентре солнечного сплетения, когда я понимаю, что так обнимают только когда прощаются с людьми.

– Леш, зачем ты такое спрашиваешь? Как будто…

– Я в порядке, Лия. Протрезвел немного, – отлипает от меня Демидов, и заглядывает на экран телефона, быстро набирая сообщение. – Сейчас Рома придет, партнер мой и друг близкий. Помнишь его? Будем с ним обсуждать, как выбираться из дерьма, которое на клубы обрушилось.

Следующие пятнадцать минут мы проводим в полном молчании. Можно сказать, мы находимся в совместном забвении, просто глядя, то друг на друга, то на огонь, символизирующий сейчас сжигание мостов между нами. Без сожалений и обид. Просто пришло время, когда наши дороги расходятся, несмотря на то, что любой человек, с которым мы контактируем в жизни – не случаен. Я знаю, что теперь, после Демидова и Батлера, мое сердце готово к совершенно новому виду отношений. Без страданий, боли и созависимости. Без потребности удерживать и доказывать своему мужчине, что я для него самая лучшая. Без перекладывания детской обиды к отцу на своего партнера.

Ровно через пятнадцать минут, к Демидову действительно приходит Роман Борисов – его партнер, компаньон и финансовый директор. Я покидаю Лешину квартиру без тяжести на сердце, в полной уверенности, что с ним все будет в порядке, и он не причинит себе насильственный вред в порыве отчаяния.

Домой я возвращаюсь уже глубоко за полночь. Квартира встречает меня абсолютной тишиной и кромешной тьмой, которую я разрушаю, включая ночник в коридоре. Наспех скидывая с себя одежду, падаю в кровать, сразу сворачиваясь в позу беззащитного младенца.

Жжение в груди становится настолько сильным, что дышать больно. Невольно вздрагиваю, не в силах заснуть и прогнать мысли об Адриане. Через пару минут до меня доходит звук едва слышных, шуршащих шагов, в следующую секунду в нос ударяет запах плавленого сыра с грибами. Не успеваю позвать сестру, как она ложится рядом и крепко обнимает меня со спины. На смену тревоге, отчаянию, боли и чувству обиды, приходит плавная, тягучая теплота, так напоминающая о материнской заботе, мгновенно возвращающая в детство. Там, под кроватью, когда мы прятались с Викой от агрессивного отца… она обнимала меня, а я её, и становилось уже не так страшно. Прошли годы, а способ исцеления от ран так и не изменился. Это всегда любовь.

– У тебя все хорошо? На тебе лица не было, когда ты приехала. Я же чувствую, что что-то случилось, – Вика обнимает меня ещё крепче, а я прикрываю глаза, смаргивая беззвучные слезы. – У тебя в сердечной чакре обида скопилась, – со знанием дела добавляет сестра, и ей удается меня рассмешить очередной демонстрацией своих экстрасенсорных способностей.

– Только не говори, что ты теперь и ауру видишь, моя личная провидица, – бурчу я, ощущая, как в области сердца действительно тяжелеет по нарастающей.

– В Швейцарии научилась. Встретила одного человека, который вывел мои способности на новый уровень.

– Правда? – слабым голосом спрашиваю я, ощущая, как веки сами закрываются, когда Вика прикасается нежными пальцами к моим волосам. Она просто гладит меня по голове, а я начинаю чувствовать, как тиски, сжимающие грудную клетку, ослабевают, позволяя мне погрузиться в умиротворенный сон.

– Все будет хорошо, дорогая. Тот самый урок скоро будет пройден вами обоими…, но получится ли что-то после – всегда ваш выбор. Главное, не уничтожить друг друга, слышишь?

– Он сделал мне так больно, Вик. Он предал меня.

– Боль – не всегда проклятье. Боль означает, что ты жива, что ты умеешь любить и чувствовать. А это настоящее счастье. А предательство…не всегда является таковым, пока вы находитесь в стадии исцеления друг друга, – ласково нашептывает Вика, но я уже почти не слышу её. Полностью доверяя своей волшебнице, я мгновенно проваливаюсь в сон, без грез и тревоги.

Эмилия

Утро начинается с детского плача и двух кружек крепкого кофе. Как ни странно, но и то и другое действует успокаивающе на мою расшатанную психику. Поцеловав племянников и пожелав Вике хорошего дня, я отправляюсь в офис с твердой уверенностью, что град ударов временно остановил свое разрушительное действо.

Я погружаюсь в работу над любимым проектом, концентрируя максимум внимания на текущих вопросах и вычёркивая из головы терзающие мысли. Я нуждаюсь в передышке, передислокации сил. Абсолютная целенаправленная вовлеченность в рабочий процесс приносит короткое облегчение. Я черпаю необходимую мне уверенность в кропотливом решении поставленных задач, по частям собирая себя на том поприще, где в настоящий момент мне нет равных. Если чего-то очень сильно захотеть, то никакие преграды не станут серьёзной помехой на выбранном пути достижения цели. Я преодолела все, я шла вперед. Смело, напролом, не оглядываясь назад, не щадя себя, пока не наткнулась на айсберг по имени Адриан Батлер. Мой личный горько-сладкий ад, побывав в котором, я вернулась с обожжённой душой, но еще более сильной, чем была раньше.

Ни один мужчина не обнулит меня, не выбьет почву из-под ног, не обесценит достигнутые результаты, не пошатнет мою веру в собственные силы, не исправит укоренившееся мировоззрение и базовые принципы, которыми я руководствовалась всегда. Ни один мужчина не будет контролировать меня, пока я сама не позволю ему видимость контроля. Временное помутнение рассудка подошло к концу, розовые очки можно передать по наследству следующей идиотке.

Сидя в удобном кожаном кресле, в своем личном светлом просторном кабинете я напоминаю себе, как много уже пройдено, как непросто мне давалось все, что имею сейчас. И я говорю себе, уверенно и без тени сомнения: Ты достойна лучшего, Лия. Я печально улыбаюсь, соглашаясь со своими мыслями. Мне немного горько и грустно от того, что я всегда это знала, но едва не прогнулась под правила Батлера. Едва не забыла свой главный девиз: Ни один мужчина не будет владеть мной без остатка. И закрывая лицо ладонями, безмолвно плачу. Потому бессовестно обманываю себя. Он сделал это. Все то, что я запрещала себе долгие годы.

Ни один мужчина… кроме Батлера.

Но, клянусь, я выдеру тебя с корнем, бессердечный ублюдок.

Словно ответ на мои внутренние метания на рабочем телефоне высвечивается его имя. Он настойчиво звонит мне каждые десять минут. В личном телефоне все номера Адриана Батлера заблокированы, а офисные звонки я принимаю, только через секретаршу, заранее предупреждая, что мы на громкой связи и вынуждая его придерживаться сугубо делового стиля. По вибрирующим интонациям и резкости фраз, я чувствую, что масштаб батлеровского недовольства движется к критической отметке. Я не хочу его злить и понимаю, что рано или поздно поговорить нам все-таки придётся, но не готова к диалогу сейчас и вряд ли буду готова завтра.