— Даже не заметила, да? — дразнит он, закуривая сигарету. — Похоже, мне не нужно волноваться, что ты просто играешь с моей сестрой.

Трейс выдыхает дым, когда кончик сигареты становится оранжевым, и мне даже хочется попросить у него одну.

— Я замечаю парней. — Я машу рукой в воздухе, разгоняя дым. — Однако твой пот и вонь превосходят любую привлекательность.

— Я могу принять душ. — Он смотрит на меня. — Хочешь помочь?

Помочь ему сходить в душ?

— С ума сошел? — спрашиваю я. Мой гнев усиливается из-за того, что он будет приставать, хотя знает, что я встречаюсь с Лив. Я не считала его дерьмовым братом.

— Я не доверяю тебе, — сообщает он, выключая музыку и набирая скорость. — Думаю, ты обидишь ее. Думаю, ты поставишь ее в ситуацию, которая ее опустошит.

Трейс думает, что знает меня.

— Она ведет себя жестко, но все люди одинаковы, — продолжает он. — Они просто хотят кого-то любить, и когда Джэгер привязывается, это происходит так же быстро, как щелкает тумблер, Клэй. Это будет внезапно, и она не сможет его выключить.

Мое сердце трепещет, и я сама себе удивляюсь. Я не чувствую этого от Лив, но после его слов мне хочется ощутить это.

— Я не хочу обижать ее, — говорю я.

— Но ты прячешь ее.

Я хмурю брови. Каждый человек в какой-то момент страдает от любви. Это не входит в мои намерения, но кто знает, куда нас заведут следующие несколько недель. Я просто хочу ее здесь. Сегодня. Сейчас. С ней. Будущее неопределенно. Зачем беспокоится о нем.

— Это не твое дело, — говорю я.

— Если я решу, что это мое дело, значит, это мое дело. — Его голос прозвучал неожиданно резко. — И я хороший человек, так что было бы разумно поговорить об этом со мной, а не с кем-то другим.

— Мы храним это в секрете, — объясняю я, как будто он имеет право знать подробности. — Осенью мы отправляемся в разные колледжи, и мы не хотим, чтобы другие отвлекали нас от того, что мы делаем вместе. Лив согласна.

— А что еще она должна была сказать? Альтернативой было потребовать о тебя рассказать всем о вас, на что ты никогда бы не согласилась, поэтому она взяла те объедки, которые смогла достать. — Он делает затяжку. — Она к этому привыкла.

Это неправда. Почему он так говорит? Когда выбор был либо быть с кем-то другим — Меган или с той бывшей на маяке — она решила быть со мной, зная, что я могу использовать ее и в конечном итоге причинить ей боль? В этом нет никакого смысла.

— Лив очень прямолинейна, — отмечаю я. — Она бы высказала свои сомнения. Она бы не стала жертвовать своей гордостью ради секса, если бы это было проблемой.

— Секс — лучше, чем ничего, — парирует Трейс. — Ты устаешь быть один.

Итак, он говорит, что она предпочла тайком встречаться со мной прочным отношениям, потому что…

Потому что я ей нравлюсь. Сильно.

Вот о чем он беспокоится. Сколько дерьма она собирается вытерпеть от меня, только чтобы получить кусочек.       Лив… Хотя меня мучает чувство вины за то, что я не рассказываю о ней всему миру, счастье окутывает меня. Я ей действительно нравлюсь.

— Ты должна сводить ее на свидание, — добавляет он. — Держать ее за руку.

Я бы с удовольствием сходила бы с ней куда угодно. Куда угодно.

Но когда Каллум прикасается ко мне на публике, никто и глазом не моргнет. Мы могли бы стоять с ним на тротуаре перед кинотеатром, но я не могу стоять на тротуаре перед кинотеатром, положив руки на талию Лив или прижавшись к ней всем телом. Это был бы скандал. Заявление.

И каждую минуту, когда я была с ней, я беспокоилась бы о том, что все смотрят на нас, осуждают нас, говорят о нас, и я бы не думала ни о ней, ни о нас. Я бы думала только об этом.

— Я ненавижу нынешнее положение вещей, — признаюсь я, — но я боюсь любых изменений. Я не могу рассказать родителям, что я би… бисексуальна. Я даже не могу произнести это слово. А что, если это не так? Что, если дело только в Лив? Пути назад не будет. Что, если я запуталась? Что, если я ошибаюсь? Я…

Я замолкаю, паника нарастает, но я рада высказать, что творится у меня душе. Поговорить об этом с кем-то, помимо Лив.

Трейс кивает.

— Ты не должна говорить им, что ты бисексуалка, Клэй, — говорит он. — Это не так.

Что?

— Я имею в виду, что некоторые люди такие, — добавляет он. — Но я также понял, что некоторые люди просто       говорят , что они бисексуалы, а не гомо, потому что чувствуют, что семье будет легче это принять.

Я пристально смотрю на него, его слова вертятся у меня в голове.

— Это сглаживает углы, — объясняет он.— «Мама и папа, смотрите. Часть меня все еще нормальная. Я все еще могу выйти замуж за парня, завести детей и не смогу когда-нибудь поставить вас в неловкое положение». — Он поворачивается ко мне. — Ты кажешься мне той, кто готов как можно меньше рассказывать о себе, чтобы сохранить статус-кво, — говорит он. — Той, кто пожертвует абсолютным минимумом, чтобы получить то, что хочется, но не более того.

Я открываю рот, чтобы возразить, но снова закрываю его и отворачиваюсь к окну.

Мы больше не разговариваем, и он высаживает меня у школы чуть позже половины восьмого. Я вижу, что мой фургон все еще на стоянке, и я поднимаюсь по лестнице в каком-то оцепенении, моя голова все еще в кабине машины вместе с ним.

Он ошибается. Я пожертвую всем, что у меня есть, чтобы удержать ее рядом с собой. Слишком сложно даже рассматривать альтернативу.

Я провожу пальцами по волосам, распутывая то, что сделал с ними ветер, и роюсь в сумке в поисках блеска для губ. Приглаживая волосы и отряхивая руки от одежды, я вхожу в театр, сразу же слыша голоса.

— Что ж, пусть меня застанут, пусть убьют! —