будет. Но его, видимо, тоже как машину – у немцев брать придется.

От зимовья замахал-засемафорил фуражкой лейтенант.

— Пусто там, поехали, – сказал, поднимаясь, Янис.

Лейтенант Прошенков с видом следопыта ходил вдоль развалин, указывал и вопрошал:

— Понятно теперь? А я что говорил?!

Возражать было глупо: недавно разобрали здесь остатки кирпича, выдрали угловые столбы. И понятно кто – валялись немецкие окурки, банки консервов.

— Не стесняются, сволочи. А это, между прочим, практически наш тыл! – негодовал лейтенант.

— Так тыл тут относительный, – не очень уверенно намекнул Семен.

— А я о чем говорю? Значит, так – отроете вон там окоп, на полпути от бугорка, чтоб было укрытие, и в следующий раз не нужно было версту по открытому двигаться. Замаскируетесь хорошенько. А мы пока округу проверим..

«Пхуном» катил по чуть заметному пологому подъему.

— Вот там немцы ездят, – указал вдохновившийся разведывательными открытиями лейтенант.

— Больше негде, – согласился Янис.

За неочевидным гребнем открылось пересохшее болото-солончак, полоски чахлого камыша, за ним изгибающаяся ложбина, уходящая дальше в степь. Вот вроде ровная местность с редкими очевидными высотами-буграми, но ведь она только на карте относительно ровная: все эти мелкие пересохшие болотца, древние промоины и впадины не очень-то отмечены.

— Глянем, что за солончаком, и поворачиваем. Только не напрямую, а с запада обогнем, там обследуем, – показал лейтенант. – Пора возвращаться, светать скоро начнет.

Проезжая мимо камышей, Янис ощутил смутное беспокойство, но подумал, что оно связано с чересчур ранним ужином – опять уже жрать хотелось, и ощутимо.

Грузовичок свернул, следуя изгибу ложбины давно пересохшего ерика, открылось русло. Лейтенант вздрогнул. И понятно почему: только что катили по безлюдью, а сейчас впереди уйма живого. Целый батальон невидимок. Вот это вляпались… Янис инстинктивно тормознул.

По правде говоря, большая часть батальона состояла из представителей бараньего сословия – изрядная отара. Но был и десяток всадников, эти засекли машину по шуму двигателя чуть раньше, успели скинуть из-за плеч и взять наизготовку винтовки.

— Колхозники. Стадо перегоняют, – не очень уверенно прошептал Прошенков.

— Э! – кратко, но выразительно ответил Янис.

Явно не туда «колхозники» баранов гнали. Совершенно незачем стаду на запад идти.

Положение было так себе. Разворачиваться уже поздно, задним ходом тоже далеко не уйдешь. Да тут в любую сторону дернись – от пуль уже не спрячешься.

— Прямо дави, прорвемся, – процедил лейтенант, довольно странным образом – не двигая плечами – выколупывая из кобуры пистолет.

Бандиты уже двинули лошадей к машине. Винтовки держали лихо, на весу, но дула в лобовое стекло так и целят.

Янис нажал ручку двери, высунулся – рядом лейтенант скрипнул зубами.

— Nicht schießen! – дружелюбно улыбаясь, сказал Янис, вольно оперся о дверцу. –- Wir sind Freunde des kalmückischen Volkes. Willkommen bei Steppenjigiten![9]

Видимо, Янис – высокий, довольно костистый, с непокрытой головой и отросшими волосами – выглядел, несмотря на советскую гимнастерку, достаточным фрицем. Еще уверенный немецкий, ну и, конечно, улыбка: широкая, но бесчувственно-хозяйственная, снисходительная.

— Хайль Адольфа Гитлер, – продемонстрировал ответные знания немецкого джигит на сером, нетерпеливо перебирающем ногами, коне, и засмеялся, глянув на медаль на груди «немца».

Янис тоже улыбнулся, напоказ шутливо потер награду рукавом и перешел к делу, продолжив каркать по-немецки:

— Старший? Аксакал? К господину лейтенанту.

Прошенков, нужно отдать ему должное, уловивший суть игры, приветственно высунул в окно фуражку, взмахнул головным убором с достаточной барской вальяжностью.

Джигиты переглянулись, двое двинули коней к машине.

— Zigaretten? Echte deutsche Zigaretten!– намекнул, улыбаясь еще шире, Янис остальным бандитам-скотоводам, и сунулся обратно в кабину, завозился, делая вид, что достает курево. Шепнул:

— Только в упор.

— Ну, – лейтенант внезапно подрастерял свою разговорчивость.

В тихом урчании двигателя приближались джигиты.

— Берите-берите, – по-европейски ободрил Янис, держа полуприкрытую ладонью плоскую немецкую масленку.

Было темновато, но бандиты все равно несколько удивились – на пачку сигарет масленка была похожа разве что отдаленно. Янис с тоской понял, что сейчас наездники опять начнут вскидывать оружие. И ведь ничего не сделаешь: успеть свой карабин достать и развернуть нечего и думать. Эх, имелись же в былых боях у посыльных-связных пистолеты.

Додумать не успел. Один пистолет у разведчиков все же имелся, и слегка онемевший, но не потерявший хладнокровия Прошенков умел этим оружием пользоваться.

Два выстрела. Почти слившихся в один…

— Гони!...

Янис, пригнувшись к самому рулю, уже жал на газ.

Над головой бахал лейтенантский пистолет – отскочившая от потолка гильза попала в нос водителю – Янис помянул курада.

…Легкий, не успевший набрать скорость, «пхуном» скорее не сшибал, а расталкивал всадников. Перед капотом мелькали изумленные лошадиные морды, орущие хари, приклады винтовок и взмахи нагаек. К счастью, джигиты и сами под машину попадать не желали. Всё кинулось в разные стороны: всадники, бараны, склоны высохшего русла… Нескольким баранам не посчастливилось, хотя Янис рулил туда, где попросторнее. А лейтенантский пистолет все палил, висел в распахнутой дверце грузовичка намертво вцепившийся в стойку Прошенков, стрелял назад… Да сколько же у него там патронов?!

…Нашелся выезд на простор, подскакивая, полетел по ровной степи «пхуном».

— Стой! Стой, говорю! – орал лейтенант.

Янис с трудом заставил себя притормозить.

— Карабин! Карабин дай! – надрывался лейтенант.

Янис выковырял из-за сидения карабин. Прошенков уже был в кузове, выдернул из рук водителя оружие… стоя во весь рост, бил из карабина туда – вниз – в русло. Янис, понимая, что возражать бесполезно, доставал из расстегнутых подсумков обоймы, подавал. Перезаряжал лейтенант с удивительно быстротой. Вот этому его обучили. Проверять, куда машина прет, не особо научили, а стрелять – это пожалуйста...

— Удрали, – Прошенков дозарядил оружие, сел на борт, сплюнул в жухлую траву и принялся поминать курада – в русском языке это обычно делается гораздо разнообразнее и многословнее.

Да, обратно обрел дар речи лейтенант. Нет, Янис не возражал, у самого где-то под горлом ворочалось, наружу многословно рвалось. Но что толку ругаться? Красноармеец Выру потрогал подпорченные пулевыми пробоинами доски кузова:

— Лейтенант, а где автомат-то немецкий? Мы же тогда взяли, э?

— О нем же вспоминаю, – Прошенков вновь сплюнул с большим чувством. — В штабе автомат забрали. Говорят, «вы разведка, незачем демаскироваться, у вас бинокль есть». Твою же же… Ладно, поехали. Бойцы, наверное, невесть что думают, собираются на выручку разворачивать наступление.

«Пхуном» спустился вниз, наскоро осмотрели поле боя. Лежало двое джигитов, побитые бараны, вздрагивала, неловко пытаясь