– Думаешь, эта камера действительно ещё существует? После двух-то тысяч лет?

– А почему нет? Инструкция, в конце концов, тоже ещё существует, а ведь она из бумаги.

– Но камера большая и тяжёлая. Допустим, он её где-нибудь зарыл. Кто-то мог её раскопать, может, и сотни лет назад. И уж наверняка разобрал её, чтобы понять, что это за предмет.

– Да, но странник во времени должен был это предвидеть. Не забывай, что у него были, может быть, десятки лет на размышления. Если судить по тому, как он начал своё письмо, он должен был подыскать подходящее место. Такое, в неприкосновенности которого он был уверен.

Охранник снова вышел из мобильного домика, взял со стула ремень с кобурой и надел на себя. Видно было, как он что-то говорит своим коллегам.

– И это место он описал на втором листе письма…

– Правильно. Чтоб ему за это… – Стивен подавил ругательство и снова попробовал свой кофе. Вкус не улучшился, и Стивен проглотил его, как лекарство. – Если бы можно было проследить ход его мыслей! Что он там себе думал.

– Посмотри-ка, – сказала Юдифь и кивнула в сторону сцены, которая разыгрывалась у Стивена за спиной. – Кажется, там что-то случилось.

Стивен обернулся. Три охранника надели ремни с кобурой и двинулись вверх по склону холма, как три ковбоя из вестерна.

– О, – заволновался Стивен. – Странно. – Он не глядя выплеснул остатки кофе на пол и встал. – Что бы это значило?

– Не знаю, – пробормотала она. – Разве это должно непременно что-то значить?

– Если кто-то в такую жару встает со стула, это непременно должно что-то значить.

Стивен передвинулся, чтобы можно было вести наблюдение в просвет между двумя полотнищами палатки.

Юдифь смотрела на него и чувствовала себя, как мешок с камнями. Стивен был встревожен. Она это ощущала.

– Что там? – спросила она.

– Они обходят палатки, – он с шумом набрал в лёгкие воздуха. – Наши палатки. Проклятье. Они ищут нас!

Юдифь глазела на свою руку, которая лежала на столе, словно парализованная.

– А это плохо, да?

– Видимо, те, в Иерусалиме, что-то обнаружили. Но вроде мы всё прибрали в лаборатории, разве нет? Наверное, мы что-то проглядели. …Теперь разговаривают с итальянцами. А те нас видели, когда мы шли сюда, вот чёрт!

Юдифь тяжело повернулась на стуле, осмотрелась вокруг. Здесь, в самом тёмном углу палатки, они были невидимы. Но надолго этого не хватит. Она внимательно присмотрелась к полотнищам брезента, которым ещё недавно было покрыто отведённое для столовой место со столами и скамейками. Теперь эти полотнища лежали с краю, свёрнутые и сложенные штабелем, готовые к погрузке.

До парковки отсюда было далеко.

Стивен повернулся к ней. Она увидела его бледное, напряжённое лицо и поняла, что те направляются сюда.

– Что-то надо придумать, – сказал он.

* * *

Глаза Райана, казалось, временами изменяли цвет, а может, просто принимали разную температуру. Каун смотрел на человека, о прошлом которого ходило много слухов, но фактов было известно гораздо меньше. Тот звонил по телефону в лагерь. Глаза его как раз приобрели цвет полярного льда. Каун уже знал, что в такие минуты этот человек опаснее всего.

– Надеюсь, вы знаете, что делать, – сказал он тем не менее, когда Райан положил трубку.

Райан взглянул на него без выражения.

– Я должен взять его, разве не так? – только и спросил он.

Каун ответил долгим взглядом, но в лице рослого ирландца не дрогнул ни один мускул. Этот человек вытаскивал съёмочные группы из джунглей, где велись военные действия, освобождал репортёров из рук террористов, провозил контрабандой запретные видеозаписи через строго охраняемые границы и выкрадывал секретные документы из сейфов мафии. Уж как-нибудь он сумеет изловить американского студентика.

– Я хочу, – произнёс наконец Каун, – чтобы вы его задержали. И я хочу знать, что он утаил от нас. Руки у вас развязаны.

Райан кивнул, на его узких губах появился намёк на улыбку.

– Это само собой.

* * *

Когда они медленно приблизились к кухонной палатке, воздвигнутой на пустынной земле, словно причудливый кафедральный собор из светлого брезента, три охранника разделились. Один остался стоять, поглядывая по сторонам, ничто не ускользнуло бы от его взгляда и от пуль его УЗИ. Двое других вынули пистолеты из кобуры и стали обходить палатку с двух сторон – один слева, другой справа, осторожно перешагивая через натянутые крепёжные верёвки.

– Мистер Фокс? – сказал один из них – не то чтобы командным полицейским рыком, а скорее вполголоса, почти разговорным тоном, но наверняка хорошо слышным внутри палатки. Он говорил по-английски с типичным ближневосточным акцентом. – Мистер Фокс, пожалуйста, не оказывайте сопротивления. Нам необходимо срочно поговорить с вами.

Почти одновременно они достигли боковых краёв палатки и вошли в неё с двух сторон.

В палатке никого не было.

Они в недоумении переглянулись. На одном столе в самом дальнем углу ещё стояла недопитая чашка кофе, вторая чашка – пустая – валялась в последней, ещё не демонтированной раковине вместе с фильтром, полным вываренного кофейного порошка. Один из охранников потрогал фильтр. Он был ещё тёплый. Под раковиной никто не прятался, под стойкой раздачи тоже.

Убрав пистолеты в кобуру, они снова вышли наружу, пожимая плечами. Один из них указал на парковочную площадку. Там стояли три автомобиля: тёмно-зелёный пикап, серый «шеви» и синий «фиат». Синий «фиат», это они знали, принадлежал тому, кого они разыскивали.

Они подали знак третьему, с автоматом, что идут обыскивать парковочную площадку. Тот кивнул, а сам тем временем снова медленно направился в горку, к оставшимся палаткам. Хотя большинство из них уже пустовали, там ещё было где спрятаться.

Потом он увидел девушку.

Далеко, на поле раскопок, по другую сторону от палаточного лагеря. Он не знал, как её зовут, но часто видел её вместе с этим Стивеном Фоксом. Сейчас она как раз спускалась в одну из разрытых ям.

Значит, итальянцы ввели их в заблуждение.

Он достал из кармана рубашки сигнальный свисток и дунул в него.

– Эй! – помахал он своим товарищам. – Я её засёк! Она там!

* * *

Шанталь Гюйнард долго копила деньги на эту поездку. Минувшей весной, незадолго до своего двадцать восьмого дня рождения, она закончила учёбу, и в её дальнейших планах было к концу лета выйти замуж за давнего друга, уехать вместе с ним из Парижа и получить в Провансе место учительницы истории, латыни и религиоведения. Поработать всё лето на раскопках в Израиле, исполнив свою давнюю мечту, – это было для неё чем-то вроде отдушины: отстраниться от дома, от Пьера, от университетских друзей перед тем, как её жизнь окончательно изменится. Может быть, скоро у неё появятся дети, и тогда она на долгое время будет связана по рукам и ногам. И было очень важно перед этим предпринять что-то ради одной себя.