Это тоже может быть частью плана, подумал он, делая глубокий вдох и пытаясь выгнать из головы все беспокойные мысли, что досаждали ему последнее время. Логика хаоса. Когда препятствий делается столько, что обойти или нейтрализовать их не представляется возможным при помощи имеющихся средств, единственное, на что остается уповать – не на холодный трезвый разум, который безошибочно приведет тебя к закономерной катастрофе, а на нечто, противоположное ему. На что-то бессмысленное, безумное, нелепое, отчаянное. Потому что только оно способно вырвать тебя из безукоризненной паутины объективных факторов, вверив в руки самой судьбы. А погубит ли тебя судьба или спасет, неведомо никому – для предсказания этого у человечества никогда не появится подходящей науки…

Покорный воле Гримберта, управляющий стержень реактора выдвинулся на один дюйм. Этого было достаточно, чтобы внутри его активной зоны, спрятанной под двойной свинцовой оболочкой, изменился коэффициент размножения нейтронов, приводя к экспоненциальному росту ядерной реакции.

Кажется, наемники, окружившие его плотным кольцом, что-то заподозрили. Может, ощутили исходящую от доспеха волну тепла – часть выделяемой энергии неизбежно обращалась в термическое излучение. Может, просто услышали гул в сервоприводах. Если у кого-нибудь из них окажутся слабые нервы, это может быть чревато самыми неприятными последствиями – еще до того, как он успеет сделать все приготовления. С другой стороны… Гримберт усмехнулся. Едва ли у венецианских наемников, лучших в своем роде, могут быть слабые нервы. Они дадут ему еще полминуты, прежде чем…

Лотар осклабился. Его тело тяжело ворочалось в снегу, напоминая чудовищно огромный эмбрион нечеловеческой формы жизни.

– Великий Боже, Гримберт! Ты знаешь, я никогда не был сторонником этих варварских рыцарских забав, но даже я вижу, что ты активировал приводы нижних конечностей. К чему это? Попытаешься бежать? Ты расстраиваешь меня, мой мальчик. Я думал, мы уже разобрались с этим…

– Нет, – произнес Гримберт в микрофон. – Мы еще не до конца разобрались. У меня остался один вопрос.

Лотар насторожился. Руки палачей и губительные операции лишили его многих человеческих черт, но только не врожденного нюха. У него всегда был отличный нюх, изменивший ему всего раз в жизни. Он и сейчас что-то почуял, но что? Какой-то подвох в интонациях Гримберта? Усилившийся гул его доспеха?

– Какой вопрос, мой милый? – спросил он хрипло, внимательно разглядывая Гримберта уже без улыбки на лице.

– У моего доспеха паршивые сенсоры, они не разбирают цветов. Этот снег вокруг нас и в самом деле выглядит немного голубоватым?

Лотар скосил сразу несколько выпученных глаз, разглядывая снег вокруг себя.

– Я думаю, это последнее, что должно интересовать тебя сейчас, мой…

– Он ведь голубоватый?

– Возможно, немного. Но…

Гримберт улыбнулся. Он знал, что Лотар не видит его лица, лишь грозную броневую маску шлема. Но все равно не мог не улыбнуться.

– Нет. Это все, что мне нужно знать. Спасибо.

Он поднял ногу и изо всех сил ударил ей в снег.

Он знал, что все должно решиться в считаные секунды. И готовил себя к тому, что это случится не сразу. Но сердце все равно покрылось ледяной капелью, когда за первым ударом ничего не последовало. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался – земля под ногами немного вздрогнула, когда многотонная махина вогнала в нее свою лапу.

Гримберт ударил еще раз. В этот раз криков уже не было. Вооруженные люди маркграфа Салуццо были достаточно умны, чтобы понять – легкое сотрясение земли не в силах им повредить. Особенно в Альбах с их каменной плотью, неподвластной даже тяжелым снарядам.

Ничего. Наемники с кулевринами вскинули оружие, в руках одного из них с влажным хлопком выскочил оранжевый язык газовой горелки. Сейчас он вопьется в серую броню, потечет вниз расплавленный металл… На самой периферии созданного сенсорами доспеха изображения он заметил, как поспешно отползает в сторону Берхард, с ужасом глядя куда-то вниз. Как будто его, человека, знающего Альбы наизусть, мог напугать обыкновенный снег.

– Гримберт, мальчик мой…

«Господи, – подумал Гримберт, ощущая, как стискивает каменными пальцами страха кишечник. – Господи, я никогда тебя ни о чем не просил, потому что никогда не верил в твое существование. Но если ты сейчас оторвешь свою задницу от облака и один-единственный раз посмотришь вниз…»

Больше он подумать ничего не успел. Потому что третий удар бронированной лапы в землю вдруг отозвался немелодичным звоном, вслед за которым донесся глухой утробный треск – будто где-то внизу непоправимо сломалось что-то. Земля вдруг вздыбилась острыми гранеными осколками, сбрасывая с себя мелкую снежную взвесь. Кто-то заорал от ужаса. Быть может, оттого, что возомнил, будто сами Альбы раскололись на части и сейчас обрушатся прямо в Геенну Огненную. Только самые сообразительные из них, должно быть, успели понять, что острые обломки, поднимающиеся под их ногами, это не камень. Это лёд.

От четвертого удара многотонной лапы поверхность долины заходила ходуном. Льдины заворочались на своих местах, цепляя краями друг друга, отчего между ними мгновенно возникли широкие щели, заполненные ледяной водой. Несовершенные сенсоры доспеха не могли передать изображение без искажений, но Гримберту эта вода показалась странной – почти не отражающей солнечного света, матовой…

Но он не собирался терять ни единой секунды времени, рассматривая ее.

Прочь. Высвобожденная мощь реактора, направленная в сервоприводы ног, сорвала доспех с места с оглушительным скрежетом. Где-то под броней протестующе взвыли сочленения и валы, задребезжали гидравлические цилиндры, зазвенели вывороченные со своих мест заклепки. Чудовищное напряжение для старой развалины, простоявшей бог весть сколько времени в снегах. Архаичной, жалкой, почти бессильной. Но сколько бы сил ни осталось в ее изношенном стальном теле, Гримберт собирался высвободить их без остатка.

Он бросил доспех полным ходом вперед, к ближайшему склону. Кто-то из людей Лотара не успел убраться у него из-под ног и почти мгновенно, треснув подобно спичке, превратился во влажные комья из алого и белого, скользящие по стремительно трескающемуся льду.

– Стреляй! – истошно завизжал позади Лотар. – Стреляй, собачье семя!..

Двое или трое сумели быстро сориентироваться и даже дали залп. Гримерт не услышал выстрелов, лишь ощутил мягкий удар в спину и жалобный звон брони, но не остановился, даже чтоб проверить повреждения. Сервоприводы уцелели, это сейчас было главным. Это – и стремительно приближающийся берег.

Еще один выстрел звякнул по наплечнику, выбив короткий сноп искр. Видно, хваленому венецианскому наемнику не хватило выдержки, чтобы выверить прицел. Неудивительно – ему приходилось без помощи подпорки удерживать на весу тяжелый ствол кулеврины, стоя на дрожащем льду, расходящемся жилами голубых трещин. Прочие, кажется, и не думали стрелять. Только сейчас поняли, что преданность нанимателю может забрать у них те секунды жизни, что еще оставались в их распоряжении.