Канувшие в голубую жидкость подо льдом, уже не возвращались обратно, разве что мелькал на мгновенье над поверхностью стремительно теряющий кожные покровы череп, но и он спустя несколько секунд превращался в истончившиеся полупрозрачные слюдяные пластины, за которыми была видна лишь стремительно растворяющаяся мякоть мозга.

Те, что не устремились к берегу сразу, выиграли немного времени, но и только. Отрезанные от спасения, они обречены были метаться между промоинами, поскальзываясь на хрупком льду, удержаться на котором было уже не в человеческих силах. Один из наемников попытался перемахнуть прыжком на соседнюю льдину, но, перемахнув через смертоносную трещину, поскользнулся на самом краю. Истошно крича, он полетел спиной вниз – никто из его товарищей, балансирующих на той же льдине, не поспешил подать ему руку. Он ушел под воду тяжело, почти без всплеска, и несколько секунд судорожно бился у самой поверхности, вздымая брызги и осыпая ими мечущихся на льдине людей. Брызги осыпали их точно картечь, прожигая одежду и кожу под ней, заставляя их терять последние остатки выдержки и благоразумия. Сразу двое или трое, не удержав равновесия, упали следом, не успев даже вскрикнуть, и камнем пошли ко дну.

Тот, что метался у поверхности, нашел в себе силы уцепиться за край льдины и последним отчаянным усилием вытащить себя из воды, но, увидев его, уцелевшие истошно закричали.

Плоть стекала с него, как воск с детской куклы, обнажая серые прожилки костей и тающие мышечные волокна, лицо превратилось в маску из розовой пены, исторгающую из глазных провалов пузырящуюся мутную жижу. Захрипев остатками глотки, это страшное существо, исчерпав запасы заложенных в нем сил, рухнуло обратно в воду, окатив брызгами тех несчастных, что еще оставались на льдине.

Похоже на зрелище Страшного Суда, отстраненно подумал Гримберт, с той лишь разницей, что мертвецы не обрастают плотью, готовясь предстать перед Всевышним, а лишаются ее…

Кто-то из наемников завизжал, впившись пальцами в лёд – его сапоги принялись источать грязно-серый пар, и там, где они таяли, не видно было ни кожи, ни костей, одну лишь вязкую и быстро растворяющуюся массу с редкими вкраплениями хрящевой ткани. Другому переворачивающаяся льдина хлестнула водой в лицо – и тот мгновенно захлебнулся собственным криком, когда половина его лица стекла прямиком в подставленные ладони, оставив между плавящимися пальцами лишь неестественно белые бусины зубов.

Гримберт выбрался на берег, тяжело переставляя ноги и расшвыривая вокруг себя осколки льдин. Жидкость, водопадами стекавшая с брони, заставляла снег под его ногами таять, испуская едкий серый пар, но Гримберт не обращал на нее внимания – она уже не несла для него опасности.

Выбрался. Благодарение райским кущам и всем кругам ада – выбрался.

Оказавшись на суше, он не смог побороть искушения и заставил доспех развернуться. В этом не было никакой насущной необходимости, но грех любопытства требовал знать, какими были последние минуты маркграфа Лотара де Салуццо на грешной земле.

И он не был разочарован.

В другое время Лотар бросился бы к берегу одним из первых, он всегда был чертовски сообразителен для старого развратника. Но его тело сослужило ему плохую службу. Сохранившее в себе слишком мало деталей от человеческой анатомии, оно оказалось придавленным собственным весом ко льду. Тщетно его многочисленные конечности, хрящевые отростки и увечные беспалые руки пытались оттолкнуться, он смог лишь перевалиться на бок, да так и остался лежать, исторгая из дрябло колышущейся глотки потоки проклятий вперемешку с испуганными всхлипами:

– Сюда, вы, черти! Назад! Назад, грязные ублюдки! Стой! Я прикажу рвать вас клещами, я залью ваше золото вам в раны, я… Господи, по сто флоринов каждому! Сто! Сто пятьдесят!.. Стоять, жалкие выблядки!..

Никто не спешил на его призывы – хваленые венецианские наемники были слишком заняты попытками спасти собственные жизни, ни угрозы, ни посулы более не имели над ними власти. Лотар, рыча и воя, приподнялся на своих лапах, но не смог сдвинуться ни на метр, вновь упал на лед, истекая сукровицей и прозрачной желчью.

Он не пытался добраться до берега, понял Гримберт, он верно оценил свои шансы. Старый хитрец пытался добраться до своего верного автоклава, герметичного стального убежища, служившего ему домом последние годы. Что ж, не самая плохая мысль в его положении, хоть и едва спасительная. Запертый в своей стальной камере, он обречен будет окончить свое затянувшееся существование на дне в полном одиночестве и темноте. Может, он посвятит последние часы молитвам и спасению собственной души?.. Гримберт не был в этом уверен.

Надеждам Лотара де Салуццо не суждено было сбыться. С громким треском его автоклав провалился под лед, и мгновенно утонул, окатив его брызгами кислоты. Лотар заорал от боли, судорожно корчась на трескающейся льдине. Едва ли он в этот миг думал о своих наемниках или о Гримберте, извечное свойство боли – стирать все прочие мысли.

Его неповоротливое раздувшееся тело беспомощно взмахивало конечностями, которые хоть и были многочисленны, оказались слишком слабы. То одна, то другая часть его тела оказывалась погружена в толщу смертельной жидкости и, если и выныривала обратно, то в виде сточенной кости. Руки, ноги, подбородки, носы, ногти, зубы, выпирающие ребра – все это было лишь пищей для чудовищной концентрации кислоты, податливой и мягкой органикой.

– Извини, мой милый Лотар, – пробормотал Гримберт, не заботясь о том, будет ли его голос передан микрофоном. – Но мне пора идти. Надеюсь, мы еще поговорим с тобой как-нибудь. Если, конечно, от тебя останется достаточно много…

Но он уже знал, что не останется. В последнем отчаянном прыжке маркграф Салуццо попытался перескочить на соседнюю льдину, но та треснула под его весом, раздробившись сразу на множество осколков. В брызгах жижи Лотар погрузился вниз, успев напоследок испустить крик, который уже сложно было назвать криком – кислота сожрала его голосовые связки быстрее, чем те успели породить необходимое колебание. Лишь ударили по поверхности в последний раз беспомощные, выгнутые под неестественными углами, руки, да поднялось над раздробленным льдом исторгнутое его телом облако серого пара.

Прошло не меньше двух минут, прежде чем поверхность горного озера вновь успокоилась. Разрозненные осколки льдин мягко кружили по ней, безмятежные и сонные, как летние облака в небе.

Не в силах отвести взгляда, Гримберт наблюдал за ними, сам не зная, что ожидает увидеть.

– Ты идиот.

Гримберт вынужден был повернуть шлем доспеха, чтобы бросить взгляд на того, кто это сказал. Он все еще не привык к неуклюжести своего нового тела, а углы обзора были прискорбно малы. Черт, кажется, ему придется привыкнуть к этому. А может, и ко многим другим вещам на некоторое время.

– Благодарю, барон.

* * *

– Не называй меня бароном, чтоб тебя! Я не барон, а ты не маркграф! Ты полный… идиот. Ты мог убить нас обоих! Соваться в Чертову Купель, подумать только… Никогда не видел такого идиота!