ведь после смерти Ахилла я остался единственным наследником мирмидонцев. Да, можно было отправить на Крит обычных посланников… Но доверить им принятие решений в столь непростые дни было бы ошибкой. И вот я здесь!

— Понимаю, — коротко ответил Идоменей, признавая правоту слов мирмидонца.

На короткий миг в зале воцарилась тишина. Лица микенских моряков были бледными и напряженными — все ждали, что дальше скажет царь. Конечно, Идоменей поддержал брак своей дочери и Ореста… Но что, если, испугавшись угроз, он отступит? Что, если он открыто примет сторону врагов Микен?..

Воображение Акаста невольно нарисовало гигантские бронзовые весы. Чаши покачивались из стороны в сторону, находясь в хрупком равновесии, но рано или поздно одна из них должна была опуститься, а другая — устремиться ввысь… Среди микенской команды полную невозмутимость — хотя бы внешне, — сохраняли только Орест и Пилад. По их лицам сложно было понять, какие эмоции они испытывали, и Акаст позавидовал этой выдержке.

— Что еще ты хочешь мне сообщить? — спросил старый царь. — Я выслушаю тебя, но постарайся обойтись без пустых угроз в сторону Крита и моих гостей.

— Разумеется. Мой отец немолод, рано или поздно я займу его место. Почему бы нам не наладить добрые отношения уже сейчас? Пелей прислушается к моим словам: один лишь я способен его убедить, что Крит следует оставить в покое. Более того, я готов предоставить часть своих людей в полное распоряжение Крита! Это усилит безопасность острова, говоря это, Неоптолем вышел из-за стола. — Взамен я прошу заключить… особый союз. Тогда тебе не придется опасаться за судьбу своей земли.

Мирмидонец встал в центре пиршественного зала, прямо перед Идоменеем. Глядя в глаза царю, сын Пелея заявил нарочито громко:

— Я вновь прошу руки твоей дочери, владыка. У тебя уже есть сын, который в будущем сможет стать царем Крита. Отдав Гермиону мне в жены, ты ничего не потеряешь. Но взамен твои владения окажутся под надежной защитой. Никто больше не посмеет у тебя что-то просить или требовать, даже мой отец. В прошлый раз мне нечего было тебе предложить, Идоменей, но сейчас… Лучше крепко подумать над моими словами, ибо идет война, пошатнулись сами устои прежнего мира! Уступишь ли ты мне Гермиону?.. Твое слово решит все.

Идоменей застыл, изумленно глядя на дерзкого мирмидонца. А в зале царила абсолютная тишина. Казалось, в нем больше не осталось живых людей — только изваяния из камня.

Акаст покосился на Ореста: тот разом утратил все спокойствие. На лице царевича потрясение мешалось с яростью: теперь уже сам предводитель микенцев с трудом сдерживался, чтобы не броситься на Неоптолема. Однако прежде чем Орест что-либо предпринял, заговорил старый царь:

— Хорошо, что здесь нет моей дочери!.. Ее характер несдержан и порывист, а так и до беды недалеко. К счастью, здесь присутствуют зрелые и рассудительные мужчины, которые могут спокойно все обсудить.

Слова явно предназначались Оресту, хотя Идоменей не глядел на него. И это сработало: плечи микенца расслабились, кулаки разжались; сын Клитемнестры внял тайному предупреждению.

Затем владыка Крита спросил:

— Ты подождешь до завтрашнего утра, вестник Фтии? Такие дела не решаются мановением руки, да и всем нам необходимо остыть.

Неоптолем покачал головой:

— Нет, царь Идоменей. Я ждал достаточно долго. И мне хорошо известно мнение Гермионы… Но она рассудительна и наверняка покорится твоему прямому приказу. Теперь лишь от тебя зависит, какие отношения сохранит Крит с другими царствами. Я жду выбора, и да будет он единственно верным!..

Мирмидонец сопроводил свои слова легким поклоном, но скрытую угрозу в его ответе почувствовал каждый присутствующий. Помолчав немного, Идоменей медленно и твердо заговорил:

— Твое стремление заполучить Гермиону в жены впечатляет, Пелеев сын. Быть может, в другой раз я бы задумался над этим предложением. Но твоя настойчивость и угрозы твоего отца мне сильно не по нраву. К тому же, время прошло: руки Гермионы уже попросил другой. И ему, в отличие от тебя, моя дочь не отказала!

— Что?.. Кто?.. — вырвалось у Неоптолема. Мирмидонский царевич от неожиданности даже отступил назад.

— Я.

Орест произнес это спокойно, но отчетливо. Неоптолем резко повернулся, лицо его исказилось от злобы и разочарования:

— Да, я мог бы догадаться… Снова ты встаешь у меня на пути.

— Видимо, вести долго летят до тебя… Уже все критяне знают о согласии царевны. Ты неуклюже пытаешься всех обыграть, Неоптолем, однако твоя игра обречена на провал. На что ты вообще рассчитывал, повторяя свое предложение и сопровождая его угрозами?.. По-твоему, запугивание способно хоть что-то решить?

— Тебе это с рук не сойдет!

— Что ж, посмотрим.

— Пока вы находитесь в моих владениях, ссоре не бывать! — вмешался Идоменей.

Неоптолем снова поклонился царю, уже не скрывая презрительной ухмылки. Затем негромко обратился к Оресту:

— Ты не всегда будешь под чьей-то защитой, микенский выкормыш.

— Я не нуждаюсь в защите, но, в отличие от тебя, уважаю законы гостеприимства. В любом другом месте я дам ответ, который ты заслуживаешь… А пока что оставим ненужные угрозы, — Орест на удивление быстро взял себя в руки.

— Рано или поздно Микены получат сполна, — с отвращением прорычал Неоптолем. Его следующие слова вновь были адресованы Идоменею:

— Я разочарован, царь! Ты отказался и от моей дружбы, и от союза с мирмидонцами. Отныне я не смогу обещать Криту спокойствия, ведь от меня это более не зависит — ты должен это понимать. То, что ты отдаешь свою дочь за одного из Атридов, — враждебный поступок. Жаль, что я лишь зря потратил время… Завтра на рассвете мы покинем остров. Сегодня, увы, уже слишком поздно для отплытия: моя команда к нему не готова.

— Тебе позволено провести одну ночь на Крите, Неоптолем. Можешь остаться с доверенными людьми в левом крыле дворца, которое предназначено для гостей, — старый царь поджал губы. — Но завтра вы все должны исчезнуть. Я разочарован: вы с Пелеем делите этот мир на черное и белое и пытаетесь присвоить себе то, что никогда вам не принадлежало!

— Не тебе судить меня, Идоменей, и я не прошу советов! А теперь я вынужден покинуть этот зал: дышать одним воздухом с микенцами стало невыносимо. Благодарю тебя за превосходное угощение. Прощай.

Неоптолем подал знак, и мирмидонцы следом за своим вождем потянулись к выходу. Все они держались прямо и надменно. Акаст услышал, как один из микенских моряков шепнул другому:

— И все?.. Мы отпустим этих свиней, они просто уйдут?

— А что ты им сделаешь? — возразил второй. — Они посланцы… Идоменей покроет себя позором, если прикажет их хотя бы задержать. Так что пусть проваливают сами