Когда Неоптолем отошел, ряды стоявших за ним людей расступились, и вперед вышли с десяток мирмидонцев с подносами, доверху наполненными дарами. Идоменею показывали оливковое масло и выдубленную кожу, драгоценные камни, изящную посуду и кувшины с вином. Критский властелин благосклонно кивал, принимая подношения.

Наконец с церемониями было покончено, и все присутствующие оказались за столами. Повинуясь знаку Идоменея, критяне и гости острова приступили к ужину, воздавая должное обильным яствам.

Акаст ел без особой охоты; приметив, что Орест с Пиладом были весьма сдержаны в пище и возлияниях, он решил последовать их примеру. От него не укрылось, что из-за стола мирмидонцев кто-нибудь то и дело бросал злобные взгляды на микенскую команду. Ужин у царя проходил в молчании, но напряженность витала в воздухе густыми клочьями тумана и грозила вот-вот перейти в нечто большее. Так, по крайней мере, казалось юноше.

Поэтому он не удивился, когда Неоптолем, отодвинув в сторону блюдо с хорошо прожаренной бараниной, встал и обратился к критскому царю:

— Могу ли я обсудить важное дело с тобой, владыка Идоменей? Ради этого разговора я стремился к твоему царству.

Самые внимательные из присутствующих заметили, что на лице старого Идоменея мелькнуло затравленное выражение. Царь бросил быстрый взгляд на микенский стол, затем на свою свиту, огладил бороду… Лишь после этого он откинулся назад в кресле и ответил, вернув себе спокойный и даже слегка надменный вид:

— Разве не может это подождать окончания пира, сын Пелея? Ублажая тело, не время напрягать голову… Ты в самом деле желаешь говорить прямо здесь и сейчас?

— Прости меня, царь Идоменей, но я совершенно в этом уверен, — Неоптолем коротко поклонился. При этом уголки его губ дрогнули, словно он сдерживал насмешку. — Я бы с радостью подождал, когда все насытятся и зал опустеет… Но мне и моей команде невыносимо пребывать в одном зале с микенскими убийцами, которые являются врагами всех мирмидонцев.

За столом микенцев поднялся шум, кто-то выругался. Сидевший рядом с Пиладом моряк начал подниматься, однако могучая рука воина стиснула его плечо и почти насильно усадила обратно. Орест двумя-тремя короткими фразами приказал всем успокоиться, а сам встал из-за стола и заговорил с Идоменеем:

— Царь, твой остров не ведет войны, и в стенах Кносса вражде не место. Я взываю к справедливости: мои люди не затевают ссору, но и не потерпят оскорблений. Мы долгое время странствовали по морям и далеким царствам, не подняли руку ни на одного мирмидонца, а о войне и вовсе узнали лишь недавно. Прошу тебя восстановить порядок во дворце!

Идоменей кивнул и вновь обратился к Неоптолему. На этот раз с суровостью, котороая ни у кого не оставляла сомнений:

— Ты мой гость, Неоптолем, но это не оправдает твоей грубости. Мне известно, что Фтия враждует с Микенами, однако я не могу выдворить тех, кто прибыл на Крит раньше тебя. И напомню тебе: у сына Пелея нет права указывать правителю Кносса, как поступать на собственной земле.

Идоменей поднялся и оперся ладонями о стол. В его голосе звучала сила, которую вряд ли кто-то ожидал услышать от убеленного сединами старика. У Неоптолема дернулся подбородок: услышанное явно его задело. Однако владыку Крита он не перебивал.

— Неоптолем, ты не погнушался прийти и преломить со мной хлеб, хотя о микенцах на острове тебе было известно. Значит, ты нашел причину столь дерзко себя повести… И я желаю услышать ее, а не поспешные и недобрые слова — их стоило бы приберечь для личной встречи, которой ты почему-то не пожелал!

Царь Крита замолчал. Десятки взглядов в ожидании уставились на сына Пелея.

— Да будет так! — Неоптолем развел руками, едва не опрокинув стоящий рядом кубок. Даже не заметив этого, он ответил, глядя прямо в лицо царю. — Тебе, Идоменей, следует знать, что отец прислал меня с предложением заключить военный союз против Микен. И велел передать, что его не устроит очередной ответ о «мирном Крите», который ты даешь каждому посланцу!

С этими словами мирмидонец поднял руку, указывая пальцем в грудь владыке Крита. Взгляд Неоптолема сверкал, в нем мешались злоба и веселье. Царевич явно наслаждался происходящим, бросая Идоменею в лицо все, что лежало на уме и языке.

— Если Крит откажется помочь в борьбе против златообильных, алчных Микен, то Фтия будет считать твое царство враждебным. Мы разорвем все договоры, которые были заключены!.. Идоменей, пустые разговоры о мире больше не устраивают моего отца!

Глава 27

В пиршественном зале Кносса вот-вот разразится буря — теперь ни у кого не оставалось сомнений. Сверкая глазами, Идоменей заговорил тоном, не предвещавшим ничего хорошего:

— Пелей считает возможным ставить мне условия? Твой отец или сильно изменился с тех пор, как мы были союзниками против Трои, или… позабыл, с кем имеет дело! Вот зачем он прислал столько кораблей и людей — чтобы попытаться меня устрашить? Отвечай, Неоптолем!

— Подожди, царь Крита, — мирмидонец, напротив, стал говорить спокойнее, подбираясь к главному. — Я всего лишь посланник. Это не значит, что мои взгляды во всем совпадают со взглядами Пелея… Зато я вполне способен повлиять на его решения, если мы с тобой сейчас договоримся. Угрожать Криту я не желаю: в детстве мне довелось провести здесь много счастливых дней, пользуясь твоим гостеприимством.

Слова Неоптолема звучали разумно, контрастируя с резкостью его недавних речей. Идоменей все еще пылал гневом, однако понимал: теперь открыто направлять свое негодование на предводителя мирмидонцев было неразумно. Пользуясь этим, Неоптолем добавил:

— Мои люди прямо сейчас находятся в полной твоей власти, Идоменей. У тебя есть стража и войска, а прямо здесь сидят мои враги — микенцы. Возможно, моя жизнь уже не стоит и медного слитка… Еще раз повторяю: я лишь посланник, а не убийца.

Идоменей не мог не признать, что слова мирмидонского царевича казались разумными. Однако сомнения не покидали старого царя. Он потер переносицу:

— Я слышу тебя, но слова твоего отца и число мирмидонских кораблей вызывают сомнения. Все это выглядит, словно Фтия готова залить Кносс кровью. Хоть Крит и способен дать отпор кому угодно, но я не могу быть спокоен после всего увиденного и услышанного.

— Отец настоял, чтобы я хорошо вооружился, — Неоптолем деланно развел руками. — Его требование… Признай, что оно разумно, царь! В военное время необходимо обезопасить себя от набегов не только на суше, но и на море. Поэтому мы отправились в плавание во всеоружии. Мой родитель не желает рисковать своим сыном… Не стоит его за это осуждать,