Бэзил удивленно поджимает нижнюю губу.

– В чтении душ нет ничего постыдного. Ты первой открыла эту магию, Сира. Ты должна этим гордиться.

Я чуть заметно киваю головой.

– Я горжусь, честное слово. Все дело в том, что Като просто одержим желанием изучить что-то новое, но ничего не выходит, и это разрушает его изнутри. Он начал отдаляться от меня. Я уже давно о нем беспокоюсь, поэтому вчера вечером решилась заглянуть в его душу…

Бэзил замирает.

– И что ты увидела?

Я обхватываю себя руками, не желая вспоминать эти образы. Моя кожа покрывается тонкой вуалью пота, а по спине пробегают мурашки.

– Она гниет, – даже еле слышный шепот дается мне с трудом. От этих слов у меня сводит желудок, и я словно горю изнутри. – С каждым днем становится все хуже. Его душа рассыпается на кусочки, словно вот-вот исчезнет. Я никогда не видела ничего подобного.

Морщинистая рука Бэзила мягко сжимает мою ладонь.

– Будь с ним осторожна, – предупреждает он. – Я боюсь, от него не стоит ожидать ничего хорошего.

* * *

Проснувшись поздней ночью, я замечаю, что Като нет рядом, а дверь в нашу спальню оставлена приоткрытой. Я пытаюсь бесшумно приоткрыть щель, прежде чем сесть на корточки и заглянуть внутрь.

В соседней комнате совсем темно: масляная лампа не зажжена, а окно плотно закрыто и не пропускает белый свет луны. Когда мои глаза привыкают к темноте, я различаю широкоплечую фигуру Като, сидящего на полу. Он повернут ко мне спиной, и я еще немного приоткрываю дверь, чтобы рассмотреть крошечное существо, стоящее перед ним. Кролик.

Зверек отчаянно трясется в своей клетке и забивается в угол, когда Като тянется внутрь. У него в руке тот же маленький нож, которым он свежевал рыбу, и кролик оглушительно визжит, когда Като вонзает лезвие в его лапу, а затем отрывает большой кусок шерсти.

Я прикрываю рот рукой: то ли чтобы не закричать, то ли чтобы меня не стошнило.

Като вытирает окровавленный нож о шерсть кролика, зажимает ее между пальцев и окунает в маленькую миску с водой, стоящую у его ног.

Кролик начинает издавать звуки, которых я никогда прежде не слышала. Это булькающее удушье несчастного существа, которое пытается понять, почему оно тонет, когда вокруг нет ничего, кроме воздуха. Он издает отчаянный, почти детский крик, от которого у меня трясутся руки.

Распахнув дверь, я пинаю миску с водой, и от неожиданности Като вскакивает на ноги. Кролик делает отчаянный вдох, хрипя и дрожа всем телом, пока я бегу к клетке, чтобы прижать ее к себе.

– Боги дали нам этих существ не для того, чтобы их мучать! – мое дыхание прерывается, и я не могу унять свои дрожащие руки. – О чем ты думал? – я отступаю к двери, чувствуя, как в моей груди борется страх и ярость.

Като ухмыляется. Я никогда не видела его таким радостным, и почему-то на его лице это выражение выглядит неестественным. До сих пор я не замечала, насколько безжизненным он стал за последнее время: его кожа потускнела, а тело иссохло, сделав его лицо изможденным и острым. Сколько же ночей подряд он прокрадывался в эту комнату, чтобы запереться здесь в полном одиночестве?

– Это магия, – говорит Като почти легкомысленным тоном. Я делаю еще несколько шагов к двери. Бедный кролик все еще дрожит в своей клетке.

– Какая магия? – все инстинкты велят мне убегать, но любовь к этому человеку, знакомому мне с детства, удерживает меня на месте.

Я должна хотя бы выслушать его объяснение.

– Магия души, – шепчет Като. – Моя магия. Я решил, что, раз у меня не выходит изучить что-то новое – я просто изменю то, что уже есть.

Я обращаюсь к своей собственной магии, и она обволакивает меня своим успокаивающим теплом. Мне открывается душа Като, сияющая абсолютной белизной. От этого зрелища у меня перехватывает дыхание: там почти не осталось цвета, а значит – и признаков того, что на этом месте вообще когда-то была душа.

– Что с тобой случилось? – мой голос срывается. Я еще крепче прижимаю клетку к груди, как будто она поможет мне удержаться на ногах.

Като подходит ближе, и я собираю остатки сил, чтобы мои ноги не подкосились.

– Я сделал это ради нас, – говорит он. – Ради тебя. Чтобы тебе больше не приходилось меня стыдиться. Чтобы наша жизнь стала лучше.

Я качаю головой, и растрепавшиеся локоны выбиваются из моей толстой косы.

– Я никогда тебя не стыдилась. Като, твоя душа…

– Доверься мне, – его голос резок и на удивление серьезен. Он тянется ко мне, словно хочет взять меня за руку, но кролик пищит от ужаса при его приближении. Я вздрагиваю, чувствуя, как сжимается мое горло.

– Что ты сделал со своей магией души?

Като лишь отмахивается от моего вопроса.

– Эта магия всегда была внутри нас, я просто решил взглянуть на нее с другой стороны. Сира, ты говорила, что любишь меня. Если это правда – ты должна мне поверить. Поверь, что я собираюсь обеспечить нам лучшую жизнь.

Я стараюсь подавить страх. Ведь это же Като. Като, который краснел и смущался, когда мы впервые поцеловались на берегу Ариды много лет назад. Мальчик, которого я тайком навещала по ночам, просто чтобы мы могли посплетничать при лунном свете, лежа в объятьях друг друга. Это мужчина, с которым я делила свою постель и который осыпал меня поцелуями каждое утро.

Но теперь он – совершенно другой человек.

– Я тебе доверяю, – говорю я, и это самая большая ложь, которую я когда-либо произносила.

– Хорошо, – Като протягивает руку, чтобы провести большим пальцем по моей щеке, и я стараюсь не сморщиться от его прикосновения. – Надеюсь, ты понимаешь, что никому, кроме нас с тобой, не следует об этом знать.

* * *

Бэзил – уже четвертый, кто умер на этой неделе.

Если бы не кровь, запекшаяся на его губах и подбородке, он выглядел бы спокойным и умиротворенным, словно ему просто захотелось поспать на теплом песке. Мне кажется, что в любую минуту он проснется и начнет дразнить меня за то, что я на него уставилась.

Позади меня Като выставляет тело моего друга напоказ, громко рассуждая о произошедшем и рассказывая всем, кто готов слушать:

– Вот что происходит с теми, кто обладает множественной магией. Боги наказывают нас за нашу жадность!

За последнее время погибло уже двенадцать человек. Жители острова напуганы, и поэтому верят каждому его слову.

Но я знаю правду. В этих смертях виноваты не боги, а сам Като.

В моей памяти встает картина той ночи, когда я попыталась ему противостоять. Я вспоминаю, как смотрела в его глаза и понимала, что в этом порочном, бессердечном человеке больше не осталось ни малейшей искры того мальчика, которого я когда-то любила.