– И где же та таверна, в которой она работает? – спросил Рейвен.

– Там, в Лите. Называется «Кингз Варк».

Сара сидела за столиком у окна, который выбрала за то, что отсюда открывался вид на набережную Лита, на юг, до самого Толбус-винда. Еще утром в воскресенье она могла с гордостью утверждать, что ни разу в жизни не бывала в таверне, но с тех пор успела побывать в подобном заведении целых два раза – за три дня.

Перед ней стоял стакан джина, приобретенный из чувства приличия. До сих пор ей не доводилось пробовать джин, и после первого глотка она была полна решимости, что он же будет и последним, – но тут оказалось, что напиток волшебным образом действует на ее напряженные нервы. Она не могла представить себе, что кто-то может пить такое ради удовольствия, но в случае нужды, понятное дело, можно и потерпеть – с лекарствами иначе нельзя.

– Это единственный способ выманить мадам Аншу из логова, – настаивал Уилл. – Сам я пойти не могу, ибо зачем бы мужчине понадобились ее услуги?

– Может, они нужны любовнице.

– Да, но кабатчик меня узнает. Он шел за мной, чтобы выследить, после того как я расспрашивал в «Кингз Варк» о теле Роуз.

Фамилия кабатчика была Спирс, если верить табличке, висевшей над дверью заведения. Был он в точности такой, каким его описал Рейвен – высокий, массивный и лысый, весьма устрашающая фигура, – так что поданный им напиток оказался весьма кстати. Он подошел к столику сам, заметив, что она совсем одна. Сара подумала, что кабатчик уже, наверное, понял, зачем она здесь. Горничная никогда не чувствовала в себе никакого актерского таланта. Единственный опыт в этой области был еще в школе, где они разыгрывали сценки из Шекспира и Сара смогла отличиться исключительно благодаря тому, что прекрасно помнила все свои реплики, обязанная этим многим часам зубрежки. Но когда Спирс подошел, она внезапно осознала: не нужен талант актрисы, чтобы его обмануть. Она была здесь чтобы сыграть роль испуганной горничной, а тут притворства не требовалось.

– Вы уверены, что пришли в нужное место, мисс?

– Не уверена. Мне сказали, что у вас снимает комнату одна француженка, ее зовут мадам Аншу. Она здесь? Мне хотелось бы поговорить с ней, если вы не против.

– И о чем же вы с ней собираетесь разговаривать?

– Это личное дело – женский разговор.

– Мадам Аншу сейчас нет. Она тут не живет, только держит комнату для консультаций. Но я могу устроить встречу.

– Я была бы очень благодарна.

– Сейчас вашей благодарности будет достаточно, но если понадобятся ее услуги, – тут Спирс сделал паузу и посмотрел ей на живот, – плата составит две гинеи.

Рейвен предупредил о возможном размере платы, но у Сары все равно глаза полезли на лоб. Это было больше ее двухмесячного жалованья. Самое настоящее вымогательство. Средства, которые безжалостно выжимались из тех, кто и так находился в отчаянном положении.

Спирс заметил ее реакцию.

– Если цена вам не подходит, лучше не тратить время зря.

– Я смогу… это себе позволить.

– Хорошо. Услуги недешевы, но стоят того. Она училась в Париже и оказывала услуги тамошней аристократии.

Сара уже была наслышана о ее репутации. «Таковы, говорят, ее таланты, – сказал Уилл. – Какая жалость, что она не застала Революцию, а то у нее, конечно, нашелся бы бальзам, чтобы прирастить голову Марии-Антуанетте на место. И посему возникает вопрос: как же так случилось, что она занимается своим ремеслом не в Париже, а здесь?»

Спирс предложил назначить встречу прямо на следующий день, но Сара знала, что в понедельник обязанности не позволят ей отлучиться из дома. Поэтому договорились, что она вернется во вторник: в этот день ее всегда отправляли с поручениями в город, так что появится предлог для отсутствия. К счастью, успех плана не основывался на возможности добыть за это время две гинеи.

Несмотря на то что у нее был вполне законный предлог уйти из дома, она понимала, что участие во всей этой истории может стоить ей места. Эта мысль неотвязно преследовала Сару с того момента, как Рейвен попросил пойти в Лит, и все же ей даже в голову не пришло ответить «нет». И хотя ее пробирала дрожь – от самого нутра до кончиков пальцев, – участие в расследовании давало такое чувство свободы и собственной значимости, какое она не испытывала даже во время утренних приемов.

Сара глянула в окно, проверяя, на месте ли Рейвен, которого она оставила у доков. Он выбрал такое место, где можно было не опасаться, что его заметит кабатчик, – и все же достаточно близко, чтобы успеть присоединиться, когда мадам Аншу усядется за стол.

В десятый раз посмотрев на часы, она убедилась, что назначенное время уже прошло. Спирс предупредил, чтобы она не ожидала мадам точно вовремя, но Сара тревожилась, что не успеет сделать все то, за чем ее послали, и успеть домой, когда пора будет готовиться к обеду.

И тут, пока она рассеянно наблюдала за оживленным движением на набережной, ее внимание привлекла фигура, приближавшаяся с южной стороны. Фигура выделялась в толпе благодаря черному развевающемуся плащу с капюшоном, и хотя она шла, слегка наклонив голову, в манере держаться и походке сквозила уверенность. У Сары не возникло сомнений, что это мадам Аншу, хотя она и знала ее лишь по не слишком достоверным описаниям, пересказанным Уиллом. Мадам обладала высокой и грациозной фигурой и плыла сквозь толпу, будто не являлась ее частью.

Сара, поморщившись, опрокинула в рот остаток джина. Ей нужно было как-то придать себе уверенности для разговора с женщиной, которая сумела запугать ее, не успев даже войти в таверну. Жидкость обожгла горло, прокатилась по пищеводу.

Девушка опять глянула на набережную, надеясь разглядеть лицо под капюшоном, но мадам Аншу нигде не было видно. Сара вглядывалась в толпу у доков, ожидая, что в любую секунду из моря голов вынырнет черный капюшон.

Но увидела она только Рейвена, который промчался мимо окна, явно кого-то преследуя.

Как это всегда бывало в Лите, повсюду кипело оживленное движение; даже сверху, над головой, чайки кружились в облаках пара почтового парохода, который как раз отваливал от причала. Парусов было столько, что под ними еле виднелась вода, а на берегу царила толчея, слышался многоголосый рокот толпы. Все и вся спешили куда-то с целеустремленным видом. За несколько минут Рейвен успел услышать с полдюжины разных языков, увидеть невероятное разнообразие черт, цвета кожи, одежды среди матросов, ворочавших на пирсе ящики, тюки и сундуки.

В воздухе висели ароматы кофе и специй. Уилл вдыхал их с некоторым облегчением, зная, что этой набережной далеко не всегда так везло. Симпсон рассказывал как-то о не столь благоуханном грузе, который однажды прибыл в эти края, причем оба извлекли немалое удовольствие из того факта, что в истории был напрямую замешан профессор Сайм. Случилось это еще до Анатомического акта[50], когда раздобыть тела для диссекции было не так-то легко. Сайм тогда закупал трупы в Дублине и Лондоне, а доставляли их через порт в Лите. Летом 1826 года пришедший в порт груз вонял настолько сильно, что ящики были вскрыты, их содержимое – на которое не было получено разрешения – обнаружено, за чем последовал большой скандал и всеобщее возмущение. Груз Сайма был отмечен как «скоропортящийся товар», сообщил, покатываясь от смеха, Симпсон.