Линдсей любила сравнивать порядки дома на Куин-стрит с Миллбэнком, стараясь пробудить в Саре чувство благодарности за место, где ей повезло работать. Ей не нравилось жившее в горничной беспокойство и желание добиться чего-то большего. Линдсей была убеждена, что надо ценить то, что имеешь, а иначе тебя непременно постигнет кара свыше, и боялась, что в наказание Сара может потерять и то, что имеет.

Та же оставалась абсолютно равнодушной к возмездию свыше и вместо этого продолжала беспокоиться об упомянутых Миной долгах Битти, которые в настоящий момент продолжали увеличиваться: он только начал практиковать в Эдинбурге.

– У тебя такой встревоженный вид, – сказала она Саре. – Вначале часто так бывает. Доктор Симпсон, когда женился на моей сестре, сам был должен значительную сумму денег.

Может быть, и так, подумала девушка. Но Битти не Симпсон.

Сара наблюдала за ним, пока продавщица заворачивала для него покупку. Не думая, что за ним кто-то смотрит, он позволил взгляду задержаться на ее задней части, когда девушка наклонилась достать из-под стойки оберточную бумагу и шпагат. Сара никогда не видела, чтобы он вот так смотрел на Мину. Но, в конце концов, это Мине он покупал эти перчатки, так что, должно быть, все это следовало толковать по-другому.

Когда продавщица подала чек, Битти сказал записать покупку на его счет. Потом взял с прилавка сверток и неспешно направился к дверям. В воздухе еще долго висел запах его одеколона.

Рейвен подумал, что вряд ли когда на собрании Медико-хирургического общества бывало столько народу. Среди городских медиков уже начали распространяться новости насчет хлороформа, хотя известие о том, что на собрании будут присутствовать и Симпсон, и Сайм, тоже, без сомнения, внесло свою лепту. Перспектива послушать диспут между двумя светилами, которые, как известно, ни в чем не могли сойтись, всегда собирала толпы.

На встрече Симпсон собирался впервые официально обнародовать свое открытие, но он не делал из нового анестетика никакого секрета и использовал его на практике всего четыре дня спустя после успешного эксперимента на Куин-стрит. Его вызвали к миссис Джейн Карстейрз, жене врача, состоявшего при Индийской медицинской службе и недавно вышедшего в отставку. Роды предстояли непростые, судя по тому, что предыдущие длились три дня и закончились тем, что ребенок был извлечен по частям (Рейвену частенько приходилось напоминать себе о том, что многие младенцы умудрялись рождаться на свет живыми и без каких-либо повреждений).

Карстейрз согласилась принять хлороформ, когда у нее начались сильные боли.

– Я и сам его принимал, – заверил ее профессор Симпсон. – На самом деле это довольно приятно.

В носовой платок налили пол-ложки жидкости, после чего он был свернут в нечто вроде воронки, которой накрыли ее рот и нос. Она быстро погрузилась во вполне приятный с виду сон, и двадцать пять минут спустя младенец появился на свет безо всяких осложнений.

Плач новорожденного не смог пробудить его мать, и Рейвен, вспомнив Грейсби, почувствовал укол тревоги. Во рту пересохло, ладони вспотели, и он молча возносил молитву Богу, который – Уилл был убежден – не собирался ему ни в чем помогать. Наказывать – да, пожалуйста. Помогать – нет.

Доктор извлек плаценту, нянька унесла младенца в другую комнату, и только тогда мать начала подавать признаки жизни. В конце концов она очнулась – к глубокому облегчению Рейвена. Когда сознание полностью вернулось к ней, роженица выразила свою благодарность за то, что ей дали так хорошо выспаться.

– Теперь я чувствую, что восстановила силы и готова к предстоящему мне испытанию.

Рейвен подумал, что это не слишком оптимистичный взгляд на радости материнства. И тут заметил, что на лице у нее появилось встревоженное выражение.

– Боюсь, из-за этого сна схватки каким-то образом прекратились.

Симпсон улыбнулся и похлопал ее по руке.

– Ваши испытания окончены, – сказал он.

Он кликнул из соседней комнаты няньку, и та внесла свежевыкупанного и запеленутого младенца – к полнейшему изумлению его матери.

– Не могу поверить, – сказала она. – Это же какое-то чудо. Малышка здесь, а я даже почти не страдала…

– Быть может, вам стоит назвать ее Анестезия, – предложил Симпсон.

Но тут обнаружилось, что ее благодарность все же имеет предел.

Президент Общества, профессор Уильям Палтни Элисон, призвал присутствующих к порядку, и публика принялась усаживаться. Рейвен заметил в толпе Генри и помахал ему, приглашая сесть рядом. Битти он тоже заметил, но так и не смог поймать в толпе его взгляд.

– Правда ли, что это новое средство куда лучше эфира? – спросил друг, садясь.

– Правда. Настолько, что даже Сайм может решиться его использовать.

Генри не выглядел убежденным, но Рейвен ничего другого и не ожидал. Это всегда выводило его из себя.

– Тогда может случиться эффект домино, – ответил Генри. – До сих пор существуют хирурги, которые полагают, будто боль пациента может указывать им на что-то полезное во время операции. По моему мнению, это указывает только на отсутствие у них элементарных умений и знания анатомии.

– Симпсон регулярно получает гневные письма.

– Да, ты рассказывал мне о преподобном Гриссоме и его листовках. Первородный грех и все такое.

– На самом деле религиозные персонажи не слишком склонны писать письма. Самые многоречивые корреспонденты – это акушеры. Барнз, Ли и Грим в Лондоне, Мейгз в Филадельфии…

– И какие же у них возражения?

– Господь Бог, природа и нецензурные выражения.

Генри с недоумением посмотрел на него.

– То есть?

– Боль при родах – это естественно, это проявление жизненной силы, веление свыше, и, соответственно, роды без боли – это неестественно и даже предосудительно. Кроме того, были случаи, когда под анестезией женщины начинали употреблять грязные непристойные выражения – конечно, таких слов они и знать-то не могли, – и это, естественно, значит, что использовать анестезию нельзя ни при каких обстоятельствах.

Друг расхохотался.

– Не могу себе представить, чтобы хоть одна из знакомых мне дам разделяла подобные опасения. А что говорит на это Симпсон?

– Говорит, что, согласно той же логике, носить одежду тоже неестественно. А также использовать специи для улучшения пищеварения. Или садиться в дилижанс, когда устанешь от ходьбы.

Симпсон встал и поднялся на кафедру. Переполненный зал затих.

– Я хотел бы привлечь внимание членов Общества к новому пригодному для вдыхания анестетику, который мне довелось обнаружить, – начал он.

Далее Симпсон обрисовал события, приведшие к успешным испытаниям хлороформа, и подчеркнул его многочисленные преимущества перед эфиром: относительно небольшая доза, позволяющая получить требуемый эффект; более быстрое и устойчивое действие; более приятный запах; отсутствие необходимости в специальной аппаратуре.