Находит членом вход в ее изящное тело. Толкает бедра, растягивая и заполняя постепенно. Янка протяжно стонет и вскрикивает, когда, доходя до упора, он прижимается к ее ягодицам пахом.

— Идеально… Это идеально.

— Да… Пожалуйста… Раг… Двигайся.

Двигается. С первым же толчком пространство спальни размывает яркими вспышками. Грудь простреливает десятком высоковольтных разрядов. Низ живота стягивает в жгучие пульсирующие узлы.

Узко в ней. Горячо. Непереносимо приятно. На грани неприятия. И все же прекратить движение Денис тоже не может. Он не может остановиться. Наклоняясь, прикасается своей влажной грудью к Янкиной спине, одновременно с этим притискивая ее тело к себе рукой. Прижимается лицом к ее волосам. Делает глубокий и долгий вдох.

Яна выгибает спину и, с громкими хриплыми стонами достигая оргазма, пульсирует вокруг его плоти. Денис на секунду замирает. А затем, жестко и глубоко толкаясь, изливает в нее свое семя. Содрогаясь, закрывает глаза и, касаясь губами нежной девичьей щеки, слушает, как она что-то неразборчиво шепчет.

— Я едва не умерла… — овладев голосом, выдыхает Янка. — Так будет всегда?

— Есть другие предложения, котенок?

С Бали Яна вернулась беременной. А через девять месяцев их семья пополнилась на два человека. Счастливее всех оказалась противница русско-турецких отношений Наталья Ильинична. Как бы там ни было, в ближайшем будущем не смела она надеяться и на одного внука, а тут — сразу две девчонки! Одним махом стало плевать почтенной даме, что внучки могут когда-нибудь выбрать ислам. Оказалось, что и это не главное. Жизнь многому учит. И в семьдесят лет может произойти глобальная перестройка взглядов на самые важные понятия.

Именно Наталья Ильинична убедила Дениса с Яной временно перебраться в их загородный дом. А потом это «временно» затянулось на годы и сменилось на «постоянно». Хоть сложности и разногласия у них возникали не единожды, до громких ссор и критического неприятия не доходило. Всегда выискивали какие-то компромиссы. Наталья Ильинична даже больше старалась подстраиваться, чем молодая и эмоциональная Яна. Ради сына на какие только уступки не пойдешь. А если видишь, что он беззаветно любим и откровенно счастлив, и вовсе забываешь о каких-то там принципах и интеллигентной придури.

Первые месяцы после рождения Мии и Мики молодые Рагнарины практически не оставались наедине. Кроме вездесущей Натальи Ильиничны, из Турции прилетела мать Яны. И началось. Неугомонные бабушки, заслышав плачь или слабое попискивание девочек, врывались к молодым в спальню даже среди ночи. И не раз заставали их не в самом лучшем виде.

— Я без очков!

— А я не смотрю!

— Где тут мои сладкие?

— Что такое, крошечки? Ну что… Ну что, мои малышечки?

— Сейчас будем кушать.

— Я подгузники взяла, Наташ.

— Окей, Натусь, прихвачу уходовые…

Полегче стало ближе к концу второго месяца. То ли девочки подросли, то ли взрослые втянулись и выработали определенный режим дежурства. Немаловажным фактором, конечно, послужило и решение перевести малышек в детскую комнату. Случалось такое, что Яна за ночь не успевала за бабушками ни разу. Только записки находила «Покормлены в 2:15», «Мия плохо поела, 4:35», «У Мики проклюнулся зуб! Съели полные порции обе в 3:30».

— У меня ощущение, что дети не наши, — возмутилась как-то Янка, вернувшись с очередного ложного вызова.

— Отдыхай, котенок. Скоро твоя мама улетит обратно в Турцию. А моя чуть успокоится, — притягивая жену к себе, Денис тихо рассмеялся. — Наверное.

— Вот именно. Наверное.

— Иди сюда, Янка.

— Зачем? — выдохнула уже практически в губы.

— Поцелую тебя. Приласкаю. Успокою.

— М-м-м…

— М-м-м…

— Ах, Денис ты Рагнарин…

Мама Яны задержалась на целый год. Несколько раз летала в Турцию и буквально в течение недели возвращалась. За этот год успел и Шахин трижды наведаться к детям в Москву. Первый раз встреча прошла довольно скованно. А вот все последующие — ощутимо легче и проще. Мехмед разговорился. Больше не гнушался беседовать на русском языке. Благо нашлись общие темы и с Денисом, и с Виталием Дмитриевичем.

К ремеслу дочери прошло предвзятое и скептическое отношение после того, как побывал на ее концерте. Пела-то его Айна о любви и верности. Красиво рассказывала. Пробиралась в душу. Доводила до слез своей искренностью и сумасшедшей увлеченностью. А уж когда Мехмед увидел яркие эмоции поклонников, их любовь и восхищение его дочерью, ощутил настоящую гордость.

Перед финальным выступлением Яна пригласила отца на сцену. С теплотой и радостным волнением представила зрителям.

— На сегодняшний день я самый счастливый человек! Сбылась еще одна моя мечта — мой папа на моем концерте, и он улыбается. Знакомьтесь, человек с большим сердцем — Мехмед Шахин!

Он не мог сдержать слез, но слово все же взял:

— Я хочу похвалить тебя, Айна, за то, что когда-то ты выработала в себе силы, чтобы пойти против родительской воли и воплотить в реальность все свои мечты. Я горжусь тобой.

Большей частью той силы, безусловно, был Денис Рагнарин. Это понимали обе стороны семьи. А Яна не стеснялась повторять и напоминать при каждом удобном случае. В свою очередь, неустанно благодарила мужа. Но сегодня отца — за понимание и принятие. Ведь и это, несмотря ни на что, было очень важным для нее.

— Спасибо вам всем за то, как приняли мою звездочку, — последнее Мехмед адресовал зрителям. — Я навсегда запомню ваши горящие глаза и эти аплодисменты. Спасибо.

У Рагнариной на эмоциях едва хватило дыхания, чтобы исполнить финальную композицию. Но те самые силы в виде незримой поддержки мужа, сидящего с дочерьми в первом ряду, помогли справиться и достойно завершить концерт. Уходила, конечно, со слезами.

В конце пятого московского лета Яны Шахины прилетели вместе на целую неделю. Девчонки подрастали и становились все потешнее в своем безудержном стремление познавать и покорять мир. Солнечная Янка часто носилась по двору вместе с дочерьми. И пели они хором так, что уши закладывало.

— Какие умницы!