Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переводчик и пан Кушнер неожиданно друг для друга вошли в некое унисонное состояние, ибо одновременно отступили от инвалидной коляски.
– Вы что, отказались от американского гражданства?!
– Да, сэр! – Толстозадый даже улыбаться стал сдержанно, не по-голливудски. – И хочу быть гражданином самостийной Украины. Или великой России! Мне теперь все равно, сэр!
– Вы с ума сошли! У вас помутнение разума! Это последствия ранения. Мне уже известно, в вас стреляли из лука. И стрела была отравлена.
– О, напротив, только сейчас я почувствовал просветление. И истинную свободу. Как хорошо, что меня ранили! Через эту рану вышла дурная кровь… И вместе с этим я ощутил радость, как будто вколол дозу настоящего колумбийского героина.
Пан Кушнер глянул по сторонам и сделал знак докторам, чтобы отошли подальше. Им было хорошо заплачено, поэтому эскулапы повиновались, и лишь анестезиолог достал театральный бинокль, чтобы следить за изменением черт лица пациента – должно быть, диссертацию писал.
А депутат швырнул телефон в фонтан на альпийской горке, склонился и сказал по-русски:
– А на хрен ты мне нужен такой, без гражданства. И без должности в НАТО. Думаешь, ты кто – пуп земли, что ли? Ты приехал сюда, чтобы исполнить только одну функцию. И не более того.
– Вы отказываете? Или я что-то не понял?
– Хохлов у нас хватает. Американцев нет!
– Вы не имеете права отказать мне!
– Ну, права ты мог качать в Америке…
– По международному соглашению вы обязаны предоставить мне гражданство!
– Международное соглашение – это я, – с ужасом на лице проговорил переводчик и втянул толстый живот. – А также я – конвенция по правам человека! У меня достаточно других обязанностей, чтоб возиться с типом без гражданства. И явным международным мошенником. Прощайте.
– Я требую! Как вы смеете так вести себя?!
– А как прикажете вести себя с господином никто?
– Хорошо! Я получу российское!
– Кто же тебе его даст, глупец? Теперь ты никакого не получишь.
В это время у него в кармане зазвонил телефон. Пан Кушнер достал трубку, и в тот час на лице возникла китайская улыбка.
Джон подтянул к себе переводчика:
– Связь с президентом США. Немедленно!
Тот потыкал кнопки на аппарате, потряс наушники, стукнул кулаком, как стучат по старым добрым советским телевизорам, чтоб наладить изображение или звук, а то и оба эти качества.
– Не могу, сэр, – сказал беспомощно.
– Я приказываю!
– Отключили канал связи. Сказали, для человека без гражданства не полагается, сэр. Могу связаться с Брянском или райцентром… По местному телефону. Правда, опять попаду в свинарник…
* * *
Оксана с бабкой Совой, как два доктора над умирающим, сидели, подперев подбородки кулаками, и продолжали консилиум.
– Подозреваю, с головой у него плохо, – шепотом сообщила ветеринарша. – Ни в Раду, ни в Госдуму не желает.
– Если не желает, худо дело… Может, наркозу дать?
– Сколько уж давали – не берет…
– А больше и лечить нечем, один йод. Не зря говорят – горбатого могила исправит.
– Да и могила теперь не исправит. Стоя хоронят. Даже после смерти не полежать. Все землю экономят…
– Придется живого лечить…
– Ты не отчаивайся, дочка. Попробуй йодом-то. Все-таки лекарство. Свату помогло…
– Тату от сердца помогло. От нервного расстройства не помогает…
– Не знаю… Это сейчас всякого напридумывали. Ыффиралган у пса, например! Какой может быть у пса ыффиралган? Раньше, бывало, йодом помажешь, и все прошло. Старое лекарство – оно полезней. Его, говорят, египтяне еще в древности придумали и до сих пор ничего другого не признают. Я тоже, поросят кастрирую, так одним йодом мажу – и ничего, здоровенькие растут, довольные.
– Так ведь это нервное расстройство, Елизавета Трофимовна!
– Думаешь, поросята не расстраивались? Еще как расстраивались.
– Может, бабку поискать? – предложила Оксана. – Поди, хоть одна осталась на два государства?
– Хватит шаманить, надоело. Лечить пора. Мы с дедом всю ночь шаманили – помогло?
– И правда, попробовать йодом, что ли?
– Попробуй обязательно! У меня где-то еще и ладан был. Ладаном да йодом – любую хворь как рукой. Сейчас погляжу, где-то был. Дьякон молоденький давал кусочек, от нечистой силы…
Бабка порылась в сундуке и вдруг вместо ладана извлекла белое свадебное платье по моде сороковых годов. Изрядно пожелтевшее уже, слежавшееся, но крепкое, и если постирать да отгладить, еще надеть не стыдно.
– Ой, а это что такое? – удивилась Оксана. – Какое красивое было!
– Ни разу не надёванное… Оно, конечно, если в порошке отпарить да постирать – ничего, и под венец можно. Хочешь, подарю?
– Сама как же? Вдруг у дедушки тоже в голове прояснится? И жениться захочет?
– Это у него прояснится? Да его хоть искупай в йоде! Нет уж, видно, не надеть мне белого платья! Сама справила, все кружавчики пришила. От наволочек еще довоенных. А по подолу – так от немецких штор. И покрой, видала? Этот самый Версачин увидел бы, так обревелся… Возьми? Может, тебе когда пригодится? Только вот нафталином провоняло, постирать бы…
– У меня свое есть! – Оксана достала из медицинского баула свадебное платье. – С собой прихватила, на всякий случай. А вдруг? Правда, формалином разит и йодом закапано. Но с изнанки, так не видать.
Старуха благоговейно взяла ее платье, вытянула губки:
– Полудурки же они! Ничего не понимают в женской красоте! Тебя нарядить – принцессой будешь!
– Они другое только и понимают! – И прикинула на себя бабкино платье.
– Это они понимают! Еще как понимают, кобели! Чуть что – заводили носом…
– Говорят, горб можно на печи полечить, – сказала Оксана. – Разогнуть мужика, придавить к горячим кирпичам и подержать. Народный метод лечения. Позвоночник разглаживается, как тряпка.
– Ну?! Не слыхала ! А что? Можно попробовать. И еще йодную сетку…
– Если на все тело, то и мертвого поднимешь.
– Испыток не убыток, – одобрила бабка и бросила в таз свое свадебное платье, – хуже не будет, если к кирпичам… Может, и твое постирать?
– Примета плохая…
– А я не верю в приметы. Пойду в баню, воды нагрею…
Оксана постучала каблучком по полу, позвала завлекающе:
– Юрко, а, Юрко! Хочешь на печь? Я тебя разгибать буду. И отогревать. Тыала хотун?
– Хотун, – отозвался тот. – Окосана, ты большой шаман, великий. Но йодную сетку на все тело, это же щекотно…