Летучий корабль прибыл к месту брани, приземлившись недалече от крупного селения. Липоксай Ягы покинув судно, пересел на коня и в сопровождение прибывших его встречать войвод, вещунов Боримир Ягы, Мирбудь Ягы и вновь назначенного в Овруч Внислав Ягы направился к расположившимся станом войскам.

Достаточно обширная местность, где нынче, поместились две противоборствующие рати была покрыта перелесками, изрезана ручьями и узкими речушками, по большей мере все же имея ровные прогалины. Часть объединенных войск Росволод, как главенствующий из трех волостных войвод, расположил за гребнем низких холмов, пересекающих долину. Остальных ратников поставил в более-менее ровной низине таким образом, что впереди поместились конники, следом за ними пехие воины. Это были мощные боевые части, состоящие из набранных, нарочно обученных воинов, отдающих свою жизнь только ратному делу. Правый и левый фланги пехих войск прикрывали, так называемые мобильные ратники, собранные в основном из сермяжников, мастеровых в возрасте до тридцати пяти лет несущих обязательную воинскую повинность и в случае каких-либо боевых действ по первому призыву входящих в общую рать. Позади пехих, как раз перед низким рядьем холмов, стали так называемые каменометные полчища. Легкие каменометные машины, кои величали дарицы пороки, обслуживало не больше семи человек, а перевозили огромные животные мамуны. Сами пороки были четырехугольными постройками, широкими в основании и укрепленные на мощных шести колесах. Суживаясь кверху пороки, завершались обитыми по рубежу железом мощными бочонками, к которым крепились бревна, на оные сзади подвешивались пращи. Расположенные спереди прочные канаты, натягиваясь, запускали пращи вооруженные камнями. Сила метания камней была такова, что ей не могли противостоять ни всадники, ни пехие воины защищенные щитами. Перемещением порок занимались мамуны, вельми крупные животные, доставляющиеся в Дари с соседнего континента, и почасту используемые на тяжелых работах. Высокие, слоноподобные животные, дюже массивные с грубой темно-коричневой аль черной шерстью, с небольшими ушами и подвижными вытянутыми хоботами, расположенными на мордах, мамуны имели также закрученные длинные бивни, которые дарицы спиливали, а сами места спила покрывали желтой смолой, со временем чернеющей и пугающей своей какой-то переливающейся поверхностью. Мамунов впрягали в пороки при помощи прочных деревянных поводьев. Питающиеся травами, ветвями деревьев они были вот уже столетия безупречными помощниками для дарицев.

Мамуны проживали в основном в Сумской, и Наволоцкой волостях имеющих грады на берегу Белого моря, впрочем, как и понятно, имелись и в Полянской, главенствующей во всем… Ноне расположившиеся позадь первой линии объединенной рати мамуны, а вместе с ними и пороки прибыли именно из центральной части Дари.

Захар, нынче возглавляющий овруческих бунтарей разместил свои разрозненные части в основном состоящие из нарати, конных и части мобильных ратников полукругом сразу перед первым краем объединенного воинства. Бунтарей, как и можно догадаться, было в десятки раз меньше чем их противников. У них не имелось каменометных машин, не было как таковых пехих ратников, каковые отказались идти против Липоксай Ягы. И в общем становилось не ясно, на что столь малым своим числом они надеялись. Позадь войск бунтарей в зримой дали лежал огороженный деревянным тыном град Овруч, нынче не окруженный объединенной ратью, хотя скорее всего готовящийся к осаде.

Собранные и вставшие под оружие рати, словно только и ожидали прибытия старшего жреца Полянской волости, чтобы перейти к военным действиям. Одначе, так как солнечный диск закатился за край небосвода воины, верно с обеих сторон, умиротворенно вздохнули, приветствуя еще одну спокойную ночь… ночь жизни для многих из них. Липоксай Ягы проехал в сопровождение вещунов и войвод по объединенному лагерю, меж тем сберегшим волостную расположенность, а посему поляновцы в нем заняли центральную его часть. И лишь засим направился отдыхать в разбитый нарочно для него, в средине полянского стана огромный белый шатер. Обсудив завтрашнее сражение, он отпустил всех войвод и вещунов, оставив для личного толкования только Боримир Ягы. Вещун Повенецкой волости за эти годы не просто стал пепельно-седым, он точно растерял свои волосы, посему хвост его ноне смотрелся вельми жидким. Множество морщин расчертили его лоб, переносицу, уста и, похоже, сами очи, покрыв кожу тончайшими волоконцами. Голубые очи Боримир Ягы превратились в блеклую, водянистую серость, хотя крепость в теле вещун не растерял и все еще смотрелся довольно-таки коренастым. Он восседал на покатом, мягком, низком кресле пристроив усталые ноги на пузатый, кожаный пуфик. Напротив него стояло невысокая широкая тахта, где опираясь спиной о массивные подушки, лежал притомившийся от перелета Липоксай Ягы иноредь перекидывающийся незначительными фразами со своим соратником.

– Хотел спросить, – после продолжительной паузы молвил Боримир Ягы и чуть зримо шевельнул ногами. Нынче он, как и поляновский вещун был обряжен в одежду присущую воинам и наратникам: черные шаровары, рубахи, только желтого цвета и каныши. – Спросить у тебя Липоксай Ягы, как здоровье божества?

В шатре с достаточно высоким сводом устланном коврами и стоящим посередь массивным круглым столом, кроме двух вещунов никого не находилось. Завеса плотно прикрывала вход в шатер, и, несмотря на позднее время, расставленные по кругу, свещники светло озаряли внутреннюю часть помещения так, что зрелось любое движение лица, аль легкое перемещение перст, волосков. Липоксай Ягы медленно отворил очи и задумчиво протянул:

– Вроде бы получше. Одначе, – вещун прервался, и, приподнявшись с подушки, облокотился о поверхность ложа рукой. – Божество стали мучить судороги, – дополнил он нескрываемо печально. – И не Радей, не Довол не могут их снять. Всяк раз, мы приметили, как чадо тревожится или ей снится плохой сон, начинается корча. Я хотел попросить у тебя помощи…

– Помощи? – Боримир Ягы немедля подался вперед, оторвав от ослона кресла спину и голову, спешно закивав, указывая тем о своем желание помочь.

– Хотел взять твоего знаменитого кудесника Прокуя, – продолжил пояснять полянский старший жрец, не сводя взора с лица своего соратника. – Чтобы он осмотрел божество и помог излечить… Ежели ты, конечно, не против.

– Конечно, конечно, – тотчас отозвался Боримир Яры и днесь закивал многажды сильнее, вроде жаждал теми рывками оторвать себе головенку. – Я прям чичас направлю повеление ему явиться сюда… И когда мы уладим все с этими мятежниками и ты отправишься к себе в Лесные Поляны, возьмешь его с собой… Все, все лишь бы помочь нашему божеству.

После того как Сбыслав Ягы обратился на глазах старших жрецов в кровавый кусок в ЗлатЗале, Боримир Ягы не просто стал поклоняться божеству, он стал его бояться. И тот страх был столь сильным, что каждый раз, когда он думал о девочке, у него начинала болеть голова или появлялась безостановочная икота. Боримир Ягы прожил долгую жизнь, однако никогда не видел такого явственного вмешательства Богов в удел человека. И посему будучи обычным человеком, хоть и занимающим высокий ранг старшего жреца, которому свойственны ошибки и проступки теперь боялся, что прознав про них Зиждители разгневаются на него и накажут. Впрочем, как и понятно, повенецкий вещун зря боялся, ибо поддерживал он верную сторону, зла девочке не желал, не сомневался в ее божественности, а потому совершенно не интересовал Богов… ни Дажбу, ни Круча, ни тем паче Стыня… Стыня и, вообще, если кто интересовал, всего-навсе сам Липоксай Ягы, которого Еси любила. И после произошедшего нападения не раз сказывала ему, сопровождая сие слезами, как она боится потерять своего Ксая.