Они стояли бок о бок, но не обменялись ни единым словом. Когда с бумагами было покончено, Диана отправилась к телефону-автомату, чтобы позвонить Хансу, а Крейн отправился в приемный покой, где в маленьком зале ожидания сидел на одной из кушеток Оззи.

Старик встретил его безнадежным взглядом.

– Мальчик только первый из нас, – негромко сказал он. – Теперь она ни за что не покинет город. К Пасхе все мы будем мертвы.

– Вероятно, ты прав, – вяло откликнулся Крейн. На столе под висевшим на стене телевизором, который работал с выключенным звуком, он увидел кофейник. – Ну, а пока – кофейку?

– С удовольствием. Черный.

Когда Крейн вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался пар, рядом с Оззи уже сидела Диана; на коленях у нее лежал открытый журнал, и она с величайшим вниманием читала статью о том, как построить во дворе жаровню для барбекю. Крейн лишь сейчас заметил, что она одета в униформу «Смита» – черные с красными полосами брюки и красно-белую рубашку, которая сейчас стала еще краснее от крови ее сына.

– Диана, кофе? – решился спросить Крейн. Она отрицательно покачала головой, он вздохнул и поставил на столик стакан для Оззи.

Он отказался от дальнейших попыток вовлечь ее в разговор.

Пока он гнал в больницу, Оззи объяснял им, сколько и что именно нужно говорить полиции, а Крейн попытался, перекрикивая шум мотора, попросить прощения у Дианы, согнувшейся над сыном, но Оззи прервал его на первом же слове: «Сынок, она сейчас не хочет ничего слышать об этом».

И поэтому он сидел, прихлебывал кофе и ждал.

«Ничтожный шанс, – думал Крейн. – Ничтожный шанс того, что выстрел попадет в мальчика. Я знаю, что на нас охотятся люди, но почему кости, которые сам Бог кидает на людскую удачу, так упорно стараются стереть нас в порошок? Фибрилляция у Сьюзен, рак у Арки… надо будет спросить Арки насчет его возлюбленной статистики».

Мавранос уехал с Оливером на «Мустанге»; они должны были ждать во вращающемся баре в «Сёркус-сёркус». Диана и Оззи согласились, что в ее дом лучше никому не возвращаться. Крейн подумал о том, как ей удалось за столь короткий разговор убедить «спутника жизни» покинуть жилище, и решил, что не удалось.

Они были в зале не одни – ближе к коридору сидели молодой человек в футболке-безрукавке с перевязанным окровавленной тряпкой предплечьем и женщина, тихо успокаивавшая плачущего ребенка, которого она держала на коленях, – но Крейн не слышал никаких голосов, кроме редких непонятных непосвященным вскриков громкоговорящей трансляции.

Через несколько минут появились полицейский в форменной одежде цвета хаки с короткими рукавами и врач, который, по-видимому, дежурил в приемном покое. Они о чем-то говорили, остановившись около окошка кассы. Полицейский держал папку-планшет, и Крейн поднялся на ноги – чувствуя горячее тянущее ощущение в бедре и в боку, – и направился поближе к ним, рассчитывая услышать что-нибудь обнадеживающее о состоянии Скэта.

Полицейский составлял протокол об огнестрельном ранении, и Крейн расслышал, как врач говорил ему, что выстрел был произведен издалека, пуля с калибром от.32 до.38 раздробила орбиту глаза, проникла в череп и вышла возле уха; височная доля задета, но пока нельзя сказать, насколько сильно, хотя «застывание», положение рук раненого, признак нехороший; нет, сам себе нанести это ранение он не мог.

Закончив разговор с врачом, полицейский направился мимо Крейна к Диане, сказал ей несколько слов, и она поднялась и направилась вслед за ним по застеленному ковром коридору.

Крейн вернулся туда, где сидел Оззи.

– Она, наверно, скажет, что в Скэта стрелял кто-то из моих знакомых.

Оззи вздохнул и потер лоб, испещренный старческими пигментными пятнами.

– Нет, сынок. Она понимает, что если связать с делом кого-нибудь из другого штата, то в дело наверняка включится ФБР, а это значит, что ей с сыновьями будет еще труднее уехать.

Крейн сел, взял свой стаканчик – пришлось держать его двумя руками, потому что одна слишком сильно дрожала, – и отхлебнул.

– Жаль, что мы не можем позволить ФБР подключиться ко всей этой истории.

– Это точно, – согласился Оззи. – Объяснить им, что все это – эпизод битвы за то, кому быть магическим Королем-рыбаком на следующий цикл, и что сумасшедший отыскал ее, руководствуясь игральными картами и географической картой Польши. А они, конечно же, и не подумают прибегнуть к программе защиты свидетелей или аресту для обеспечения безопасности.

Допив кофе, Крейн взял оставленный Дианой журнал и сам углубился в изучение картинок, иллюстрировавших процесс создания жаровни для барбекю. Он пытался представить, как он, и Оззи, и Диана, и двое мальчиков жарят гамбургеры, перекидываются фрисби, а когда стемнеет, уходят в дом, чтобы посмотреть кинокомедию «Большой» или еще какое-нибудь кино на видеокассете, – но это было все равно что рисовать себе повседневную жизнь Древнего Рима.

Диана и полицейский вернулись, он проводил Диану к кушетке, и она села.

Полицейский посмотрел на Крейна.

– Вы Скотт Крейн, второй раненый? – Он был моложе Крейна, с усами, которые, наверно, сделались бы почти невидимыми при более сильном свете, но он был совершенно спокоен, будто ему каждую ночь приходилось беседовать с матерями подстреленных детей.

Крейн попытался показать, где находилась перевязанная рана, хорошо заметная сквозь прореху в рубашке, но рука у него так тряслась, что он предпочел уронить ее на колено и просто сказал:

– Да.

– Вы не могли бы пройти со мною?

Крейн снова поднялся и направился вслед за полицейским в маленькую комнатушку, находившуюся немного дальше по коридору. Полицейский плотно прикрыл дверь, а Крейн окинул взглядом помещение. Его подчеркнутая безликость – кушетка, пара стульев, мягкий свет лампы, стоявшей на столе рядом с телефоном, – казалась совершенно неуместной в больнице. Ему пришло в голову, что он спокойней чувствовал бы себя, если бы разговор происходил в углу какого-нибудь белого коридора и все время прерывался из-за проносящихся мимо врачей и медсестер, везущих каталки с укрепленными на них капельницами.

– Не могли бы вы показать какие-нибудь документы?

Крейн вынул бумажник и протянул собеседнику водительские права штата Калифорния.

– Вы присаживайтесь, – сказал полицейский. Крейн неохотно опустился на один из стульев. – Адрес в Санта-Ане действующий?

– Да, – ответил Крейн.

Полицейский переписал данные и вернул карточку.

– Я составляю протокол о стрельбе из проезжающего автомобиля, – сказал он. – Хотел бы услышать от вас подробности происшедшего.

Крейн рассказал практически все, как было, начиная с телефонного звонка Снейхивера, хотя, как поспешно наставлял их Оззи по дороге в больницу, сделал упор на то, что они приехали из Лос-Анджелеса навестить Диану исключительно по сентиментальным соображениям, и не обмолвился ни о том, что в него уже стреляли в Лос-Анджелесе в четверг, ни о встрече со Снейхивером в Бейкере. Он сказал, что Снейхивер называл свое имя во время ночной встречи. Когда он дошел до этого места, полицейский распорядился по рации выслать машину с нарядом полиции туда, где Крейн оставил Снейхивера без сознания и, вероятно, раненым.