соня, проснись и пой, – я легонько трясу Бена. Его голова падает на одну сторону. – Бен?

Мое лицо совсем близко к его. Внутри плещется беспокойство.

Джек заходит в комнату, когда я сажусь на корточки.

– Что-то не так, – тихо говорю я. – Бен не просыпается. А вдруг у него сотрясение мозга или что-то в этом роде из-за того падения?

Я в отчаянии поднимаю взгляд.

– Джек?

Джек стремительно подходит к Бену и подносит ухо к его губам. Я жду.

– Он не дышит, – говорит он спокойным, но натянутым голосом. – Но этого не может быть. Я знаю, что магия сработала.

– Не дышит? Ты уверен? – я трясу Бена сильнее, паника нарастает, голос срывается. – Бен, очнись! Очнись!

Джек опускает Бена на полированный пол и прикладывает ухо к его груди.

– Бен, очнись, – умоляю я. – Вставай!

Джек садится на корточки, его лицо белеет от шока. Его рука дрожит, когда он тянется к моей.

– Вита, – говорит он, – его сердце не бьется. Кожа холодная. Кажется… Кажется, он в таком состоянии уже какое-то время.

– Неправда. Он теплый, вот, – я растираю ладонь Бена между своими. – Когда я проснулась, он спал. Может, он ударился головой и потерял сознание, но… Нам нужен врач. Джек, вызови скорую.

– Вита, – шепчет он, – Бена больше нет. Он нас покинул. Мне очень жаль, но мы не успели. Бен мертв.

– Нет, – я трясу головой и падаю на Джека. – Ты ошибаешься. Еще слишком рано. Вызови скорую, нам нужен врач!

Джек достает из кармана телефон, руки его не слушаются. Я слышу его всхлипывание, когда он отворачивается от меня, чтобы набрать номер.

Я кладу голову Бену на грудь, его рубашка пропитывается горячими слезами. Под своими руками я ощущаю знакомые изгибы его тела, сильного и неподвижного. Я задерживаю дыхание и прислушиваюсь. Жду, когда его сердце забьется, а грудная клетка начнет вздыматься и опускаться, но ничего не происходит.

Все обернулось ничем.

Глава пятьдесят седьмая

Все, что происходит дальше, кажется мне очень далеким. Я сижу на полу и неизвестно сколько времени прижимаю ладонь Бена к своей щеке.

Парамедики трижды проводят непрямой массаж сердца, переглядываются и качают головами. Они пытаются забрать его, но я не отпускаю его, пока молодая женщина осторожно не разжимает мои пальцы и не говорит мне, куда они его везут и что я смогу снова его увидеть. «Вы ошибаетесь, – отвечаю я, – он не умер. Он только что был здесь. Мы поженились».

Полиция негромко переговаривается с Джеком, поглядывая на меня. Не знаю, что он им рассказывает и как объясняет наше присутствие здесь, мне все равно. Парамедики несут Бена по парадной лестнице, я иду за ними, осторожно минуя ступеньку за ступенькой, до самого порога здания, где ждет машина скорой помощи. Они вновь повторяют, что я должна оставить им Бена и что скоро я снова смогу его увидеть, говорят, что кто-то мне позвонит.

Машина скорой тихо присоединяется к потоку утреннего движения. Я слежу за ней до тех пор, пока она не теряется в гуле и суете летнего часа пик.

Нам не хватило времени.

Всех оборотов Земли не хватило бы, но мы даже не смогли попробовать.

Осознав, что я больше ничего не могу сделать, я разворачиваюсь и захожу в прекрасный дворец, что когда-то был моим домом и снова ненадолго превратился в мое убежище. Закрываю дверь и запираю ее на засов.

– Совет директоров закрыл музей на сегодня, – говорит мне Джек. – Я сказал им, что во время мероприятия произошел несчастный случай. Я со всем разберусь, не переживай.

– Мы были так близки, – еле слышно произношу я. – Так близки к бесконечности.

– Должно быть, он умер во сне, до того, как я закончил картину, – говорит Джек. – Но он был в твоих объятиях, Вита. Он умер, любя тебя и будучи любимым. Я понимаю, что тебя это не утешит, но это тоже важно.

– Этого недостаточно, – говорю я.

– Давай я покажу тебе портрет, – предлагает он. – Мне кажется, это поможет.

Я позволяю ему за руку отвести меня в галерею с приглушенным освещением. Картина Джека стоит рядом с моим портретом, как зеркальное отражение работы, выполненной пятьсот лет назад. Тела повернуты друг к другу, лица смотрят на нас с холстов. Идеальная пара.

Джек прекрасно запечатлел Бена: легкая улыбка, в которой кроется надежда, теплый свет в глазах, небольшой наклон его гениальной головы. Ее лицо выражает печаль и утрату, его – любовь и надежду, а вместе они дают друг другу обещание.

Джек обнимает меня, и мне ничего не остается, кроме как выплакать свое сердце.

* * *

– Мне нужно найти выход.

Прошло несколько часов, не могу сказать с точностью, сколько именно. Глаза высохли и горят, тело болит. Джек предложил подняться на крышу, где он налил нам обоим по стакану виски из своей фляги.

Я сижу на краю крыши, свесив ноги между балюстрадами. Моим признанием уже никого не удивишь, но оно искреннее. Я еще никогда так сильно этого не желала.

– Джек, я хочу состариться. Хочу понимать, что каждая минута – особенная, потому что ее уже не вернешь, что меня больше не оставят люди, которых я люблю. – Мы сидим бок о бок и смотрим на город, который дал нам приют и позволил называть себя домом. – Если бы мы успели и спасли Бена, я бы, наверное, смогла прожить еще сотни жизней, но сейчас… Мне нужен выход. До боли нужен.

– Но что я буду делать без тебя? – Джек сжимает мои пальцы. – Кому буду рассказывать все свои секреты?

– Ты справишься, – отвечаю я. – Ты всегда умел жить моментом, и потому ты справляешься куда лучше моего. Для тебя не существует прошлого и будущего, есть только настоящее. От такого не устанешь. Ты проживешь тысячи моментов в настоящем без меня, а я останусь приятным воспоминанием.

– Вита, я люблю тебя и не могу представить жизнь, где тебя не будет рядом. – Голос Джека надрывается. – За столько лет по-настоящему я любил только тебя и моего лучшего друга Леонардо. Но если ты этого хочешь, я тебе помогу. Мне кажется, я понял, как разрушить чары и снова стать смертным.

– Правда? – Мои глаза встречаются с его, я вижу в них внутренний конфликт.

Джек вздыхает, забирает руку и проводит ею по кудряшкам.

– Прошлой ночью, когда я писал портрет, я понял, насколько все просто, – говорит он, не сводя глаз с горизонта. – Портрет, созданный по методу Леонардо, фиксирует душу в определенный момент времени, тогда как все остальное