рядом неизвестные люди, и все смеются.

– Где это?

– Это наш фильм. Антонина Вячеславовна, это фильм, а ваши дочки артистки.

Лукьянова только сказала:

– Это одежда не их.

– Это костюм. У нас были проблемы с оплатой, потому что вы не могли подписать договор, подписала ваша сестра.

– Какая сестра? У меня нет никакой сестры.

– Виктория Вячеславовна Лукьянова.

Антонина долго молчала, перебирая в памяти дальних родственников.

– Откуда она взялась?

– Она взяла на себя ответственность за девочек, иначе органы опеки…

– Как она выглядит?

– Не знаю, кажется, все было онлайн, – сказал Денис и тут же все понял: – Ваши дочери, какое отчество у них?

– Мы все Вячеславовны.

Денис покачал головой:

– Девочки у вас, скажу честно, очень талантливые, а старшая – просто артистка. Поправляйтесь скорей.

* * *

Возвращаться в жизнь оказалось очень интересно. Антонина собралась с силами и начала лечебную физкультуру, от которой отказывалась наотрез. И вот наконец:

– Антонина Вячеславовна, что-то вы у нас засиделись. Домой пора, домой. И вот еще… – Лечащий врач, извиняясь, протянул ей пачку писем: – Простите, закрутился, но ничего, зато никаких нервов и переживаний.

– Это от дочек, – сообщила Антонина няньке, которая зачем-то усадила ее в кресло на колесах и сверху положила пластиковый пакетик с барахлом.

– Ну, счастливо, девочкам вашим привет. Какие они, взрослые?

Лукьянова удивилась:

– А чего в кресле? Я ходить могу.

– У нас так принято, довезем до встречающих – и там уж хоть бегом.

– А кто вас встречает? – спросил врач. – Дочки?

– А кто еще, конечно. Дочки у меня артистки, в кино снимаются.

– В каком фильме, – обмерла от восторга нянька, – как называется? А мы с вами как с простой.

Название выскочило из головы, но Лукьянова не сдалась:

– Хорошо, что хорошо кончается, – многозначительно произнесла она.

Но врач немного подпортил прощание, он наклонился к ее уху и предупредил:

– Одна рюмка – и никакого кино вы не увидите.

Лукьянову вывезли в вестибюль. Огляделась – народу полно, а за ней никого нет. Она выбралась из кресла, взяла свой узелок и пачку писем, в дверях столкнулась с молодым взмыленным парнем.

– Лукьянова? – сразу угадал парень.

– Ну, – сказала Антонина, – а вы кто?

– Я с киностудии, учитель ваших девочек, Юрий Палыч.

– А фамилия?

Юрий Палыч взял у нее пакет с пожитками и потянулся к письмам – она не отдала.

– Просил машину, не дали, но я сейчас «Яндекс» вызову.

– А фамилия – уперто требовала Антонина.

– Лукьянов.

– А Вита, Ира?

– Они сейчас в кадре. Как смена закончится, их сразу привезут.

Ехали молча. Антонина старалась собраться с мозгами, но мозги расползались. Приехали. Вышли из такси.

– Стол надо накрыть, – сказала Антонина, – отметить. Поможете?

– Да у меня занятия, – извинился учитель.

И, проводив до квартиры, тут же исчез.

* * *

Квартира была запущена. Из ящиков вся одежда вывернута и брошена на пол. Телефон молчал – наверное, неоплата. На кухне гора грязной посуды. Какая страшная картина возникла у Лукьяновой: обыск, опека, какие съемки, какие артистки… Все вранье. Она открыла письма. Вита писала подробно, каждого человека описывала. Ну прямо писательница. Дарья Донцова. Так письма не пишут. Наивные Иркины приписки: «Мамочка я скучаю, здесь так хорошо».

Антонина поняла, что это один большой заговор с какой-то целью, ну какой-то… забрать у них квартиру. И этот, который ее вез, как его… тоже Лукьянов… Вокруг все Лукьяновы. Откуда их столько взялось?

Наскребла денег, дошла до гастронома, купила бутылку водки, села в скверике у памятника Бабе-яге, отхлебнула. Голова прояснилась, сложилось все четко и ясно.

Девчонок похитили. Может, их уже нет на свете. Тогда зачем ей жить?

Ее охватило беспомощное отчаяние. И она допила свой яд и отключилась.

Девочки жили при киностудии в съемной квартире с другими участниками-школьниками. В покинутом доме не бывали.

Но в этот день Денис узнал, что Лукьянову выписывают и ее надо встретить.

– Ужас какой, – сказала Ирка Вите, – у нас такой дома бардак.

– Пусть сама убирается, – сурово ответила Вита.

– Все в кадр! – закричал Денис, и они покорно пошли на свои места.

– А когда надо встретить, может, убраться успеем? – волновалась Ирка.

– У нас съемки, мы не можем.

– Но она будет нас ждать.

– Тишина в павильоне, – гаркнул Денис.

Началась работа. Девочки работали в полсвиста, обдумывая перемену жизни. Прощай, веселая жизнь, впереди пьяная мать и школа.

И вот пожалуйста: Юрий Палыч обнаружил Лукьянову на детской площадке без сознания.

* * *

– Юрий Палыч, – Вита смотрела на своего учителя очень серьезно, – я вас люблю.

Они шли из больницы, где в который раз им сказали, что посещений в реанимации нет, шли, загребая ногами толстый слой неубранных опавших листьев. От них было уютно и не страшно сказать то, что сказала Вита.

Учитель раздумывал. Он давно догадывался, но не знал, как себя вести, чтобы не обидеть девочку. В голове бились разные мудрые фразы: «Видишь ли, моя дорогая…» Нет. Жуткое начало, особенно «дорогая». «Ты начиталась хороших книг». Глупость. Что плохого начитаться хороших книг.

А Вита смотрела требовательно прямо в глаза и читала его мысли.

«Не каждый вас, как я, поймет», – прошелестело последнее.

– Я без вас жить не могу, – сказала девочка.

Учителю стало страшно – она была абсолютно искренняя, взрослая тоска и отчаянье смотрели на него.

– Холодно, – сказал Юрий Палыч, – давай зайдем погреться.

Они зашли в ближайший магазин, где в дальнем углу примостились два столика и стулья.

– Что берем? – спросил учитель и, не ожидая ответа, купил две ватрушки и морс.

Вита не стала есть. Если бы она могла помнить свою мать, она поняла бы, что это наследственное – не хотеть жить в ощущении отчаянья.

– Давай говорить, – сказал Юрий Палыч и тоже посмотрел ей в глаза очень серьезно.

Вита отвела взгляд. Все было ясно.

– Мы не Ромео и Джульетта, понимаешь?

Молчит.

– Я живу дольше тебя лет на десять. Представляешь?

Молчание.

– Ты очень талантливая, тебе надо учиться.

– Зачем?

Учитель оживился:

– О, тут ты абсолютно не права, именно талантливым людям надо учиться, много учиться, но учиться самому главному делу… понимаешь?

– Нет.

От резкого ветра распахнулась дверь магазина.

В помещение влетели неубранные листья и закружились на полу.

– Мне надо идти, – тихо сказала Вита, – у нас вечерняя смена.

Больше всего на свете она хотела убежать. Куда угодно. Далеко-далеко. Чтобы не думать. Чтобы не было так больно и стыдно.

– Я провожу.

Молча дошли до метро и сели в разные поезда: их ждали разные дела.

Вита доехала до конечной, потом перешла на противоположную платформу и опять доехала до конечной. Потом поехала в общежитие. Следующий день был последним в их киножизни.

Лукьянову привезли домой. Вита и Ира привели квартиру в порядок. Им помогла гримерша Нина. Нина испекла пирог и сказала девочкам:

– В доме всегда должны быть пироги, ясно, девочки? Свежеиспеченные. Это запах дома.

Лукьянова была лежачая. Она не узнавала своей квартиры, с удивлением разглядывала одеяло, чашку, Нину, которая ее причесала, и девочек: как они выросли. Ира, как котенок, приластилась к матери. Лукьянова понюхала ее волосы и сказала: «Голову надо мыть». Вита держалась на расстоянии.

Нина уходила с тяжелым чувством.

Ирка села около матери с толстой книгой.

– Это