Оставить Францева в авиации значило лишить его перспектив. Занять высокую должность нелетающему офицеру в ВВС практически невозможно.

«Если же перевести его в мотострелковую часть, – задавал себе вопрос Иван Иванович, – на что он со своей авиационной специализацией годен? Зампотехом – не потянет. Командиром – тем более, у него даже военного училища за спиной нет».

Решение пришло неожиданно. Францев должен стать политработником. Заместителем командира батальона по политической части. Почему сразу батальона? Во-первых, для прохождения кадровой ступеньки, во-вторых, это как раз та должность, с которой открыт путь в академию.

«Особых умений, – подумал Сухоручко, – замполиту не нужно. Пиши себе бумажки да ходи с умным видом. Главное – сам не пьянствуй, не гуляй! Пусть только попробует!»

Антонина Михайловна одобрила решение мужа:

– Правильно, Ванечка! И хорошо бы, чтобы Ирина и зять здесь, при нас были. За внучатами хоть присмотрим, когда появятся…

Иван Иванович при упоминании о внучатах поморщился, но согласно кивнул:

– Верно. Но у себя оставить не смогу – зелен ещё, да и скажут: семейственность развёл! А вот в местной дивизии… Там начальник политотдела – мой давний должник. Да ты должна его помнить – подполковник Гусов. Его, кстати, можно и на свадьбу пригласить, шафером. Пусть познакомятся…

С решением вопроса об академии неожиданно получился сбой.

Василий Тимофеевич – начальник академии, старый товарищ Сухоручко, обрадовался его звонку. Долго расспрашивал о здоровье Антонины Михайловны, об Ирине. Просил передать невесте и жениху свои поздравления.

Но, выслушав просьбу, сказал:

– Ты знаешь, Ваня, в этом году, наверное, не получится. Извини уж! Давай на следующий год. Время сейчас другое!

Иван Иванович опешил. Такого он не ожидал. Хотел бросить в трубку обидные слова, напомнить, как он, Сухоручко, совсем недавно помог племяннику Василия Тимофеевича получить новую должность. Однако сдержался и ответил сухо:

– Добре! Созвонимся ещё.

После разговора долго не мог успокоиться. Эх, люди, люди… Вот и надейся на вас… Потом решил: начальник академии – ещё не последняя инстанция! Найдём иной подход к проблеме. Но несколько позже. Сейчас важнее другое!

– Проходите, проходите, Владимир Александрович, – пригласил Сухоручко начальника КЭЧ района подполковника Соснина. – Прошу садиться!

Указал рукой на кожаное кресло. Встал из-за своего необъятного рабочего стола и сел в другое кресло, напротив.

Пару минут пристально разглядывал подполковника.

Соснин олицетворял собой тревожное счастье. Чести посидеть в гостевых креслах у самого Сухоручко удостаивается не каждый! Но что за этим стоит?

Выдержав паузу, генерал задал подполковнику самый обычный вопрос:

– Доложите-ка, как у нас положение с квартирами в гарнизоне?

Сухоручко отлично знал, каково оно, это положение. Буквально на днях КЭЧ докладывало ему, что более трёхсот офицеров – без квартир, и среди них много многодетных, имеющих льготы. Часто обращались по квартирному вопросу и к самому генералу как к депутату Верховного Совета.

– Очень-очень тяжёлое, товарищ генерал-лейтенант, – лицо начальника КЭЧ моментально приняло озабоченное выражение. – Город второй квартал не выполняет план выделения жилой площади для военнослужащих. Да и наши военные строители никак не могут сдать девяностоквартирный жилой дом.

– А как дела в местном хозяйстве? – спросил Иван Иванович, имея в виду дивизию, где будет служить Францев.

– Того хуже, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Соснин и передвинулся на краешек кресла, ожидая разнос.

Но Сухоручко был настроен миролюбиво. Сделав рукой жест, как бы отчеркивающий весь предыдущий разговор от того, что намеревается сказать сейчас, веско проговорил:

– Нужна двухкомнатная квартира улучшенной планировки. Дочь замуж выдаю. За офицера. Решим проблему, Владимир Александрович?

– Так точно, решим! – У Соснина с души словно камень свалился. Таким людям, как Сухоручко, услугу оказать не только приятно, но и очень полезно. Не забудет.

– Свяжитесь с подполковником Гусовым. Оформите ордер, подготовьте ключи. Чтобы молодым на свадьбе прямо и вручить, – вставая, сказал генерал.

Он уже хотел попрощаться с начальником КЭЧ, но вспомнил недавний разговор с Москвой и добавил:

– Прошу вас не подключать к решению этого вопроса других исполнителей. Злопыхателей больно много развелось.

В правилах Ивана Ивановича было все начатые дела доводить до конца.

Итоговым моментом в подготовке к свадебному церемониалу стало селекторное совещание, которое он провёл за несколько дней до бракосочетания.

Когда погас зелёный глазок селектора, доложившего, что к свадьбе всё готово, Сухоручко, медленно помешивая ложечкой чай в стакане с массивным серебряным подстаканником, задумался.

«А может, Ирина не так и глупа? Может, не так уж и плохо, что этот самозванец (про себя он будущего зятя всё ещё именовал только так) не из нашего круга? Время-то какое неспокойное! Вот и Василий говорит – другое время! А потом, “Францев” хоть фамилия и странная, но не такая уж плохая. Если, предположим, впереди будет стоять слово «полковник» или “генерал”… “Генерал Францев”, – звучит, чёрт побери! Может ли сын слесаря стать генералом? Говорят – нет, мол, у генерала свои дети есть. И это правильно. Но сын слесаря, если он – зять генерала, вполне может стать счастливым исключением. Так что пока я в силе – толчок дам!»

Иван Иванович даже улыбнулся своим мыслям и впервые за последние недели с надеждой подумал о завтрашнем дне.

Акт седьмой

Неизвестный. О завтрашнем дне легко думать тому, у кого сегодня нет проблем.

Майор Теплов. Нет ничего бесчестней протекции!

Доктор. Полноте, майор… Протекция и кумовство были всегда. Помните, у Грибоедова: «Ну, как не порадеть родному человечку»?

Автор. Не о том мы говорим. Нам бы подумать, как Неизвестному помочь.

Доктор. В том-то и дело, что никак не поможем. Пока у нас в стране порядка нет!

Автор. При чём тут порядок в стране, если налицо элементарная недисциплинированность. Сначала из-за ссоры с женой он на службу не вышел, потом напился…

Доктор. А может, он как раз из-за беспорядка в стране и напился?

Майор Теплов. Умеренность необходима офицеру. Умеренность во всём. Чувственные наслаждения и пьянство – яд для тела воина. Роскошь и комфорт ослабляют его. Недовольство, огорчения, заботы также подрывают офицерское здоровье. Нервная раздражительность, горячность, гнев разрастаются с течением времени, и если их не подавить в зародыше, они доведут офицера до могилы скорее, чем он думает.