Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец также хотел, чтобы Картер потом пошёл в колледж. Как-то он сказал, что когда он уже не сможет работать, то его будет обеспечивать сын. Поэтому с ним он был просто жестким, но не жестоким. В теории я бы могла одна сбежать. Но Картер был для меня единственным светлым пятном в моей жизни. Мама тоже, но брат имел для меня особое значение. Я не хотела себя лишать того малого, что приносило мне счастье и сбегать в неизвестность.
Поэтому в голову и пришла идея другого рода противостояния собственному отцу. Показать ему, что я выросла и готова сама отвечать за свою жизнь. Набивать свои шишки. Нарабатывать свой собственный опыт. Строить свою карьеру. Взлетать и иногда падать. Ошибаться и оступаться. Развиваться и двигаться вперёд. Узнавать этот мир и помогать людям. Учить детей и мечтать. Находить друзей и общаться. Смеяться и развлекаться. Я просто хотела жить. По-настоящему. И я мечтала отвоевать свою жизнь обратно.
На тех фотографиях, что у меня сохранились в ноутбуке, мы с сестрой везде улыбались. Тогда нам только подарили нашу фотокамеру, и мы щёлкали друг друга не переставая. Изучали разные режимы съёмки, поэтому часть фотографий размытые, нечёткие, либо вовсе кривые. Но они жизненные. Джуди всегда улыбалась больше меня. В ней словно было больше жизненной энергии. Словно она горела стремлениями. А я была более тихая, любящая ночью с фонариком читать под одеялом. Но мы были самыми верными друзьями друг для друга. Её больше замечали мальчики, чем меня. Но она не стремилась понравиться всем, просто была очень притягательной.
На сколько я знала у близнецов почти всегда так. Один будет более подвижным и неуправляемым, а второй словно его балансирует своей обволакивающей и успокаивающей энергией. Так было и у нас. Мы были двумя половинками одного целого. Мы были неразлучны. С самого рождения мы были друг у друга. Мы не представляли своей жизни без нашего с ней общения. Мечтали, что в будущем будем жить рядом. Мы не хотели расставаться, нам было хорошо вместе. Мы даже читали мысли друг друга иногда, до такой степени чувствовали настроение и эмоции.
Кто знает, если бы я тогда пошла с ней, то как бы всё повернулось. Может нас бы вдвоём убили? А может нас бы и вовсе не тронули? Эти вопросы преследовали меня всё это время. Я чувствовала себя виноватой в её смерти. Мне казалось, что если бы я была с ней, то ничего бы не произошло. Возможно, поэтому я ничего не предпринимала против избиений своего отца. Я получала по заслугам за то, что не уберегла свою сестру. Во всяком случае именно так я воспринимала его наказания. Некое возмездие что ли. Она умерла, я жива. Но в наказание я также мучилась, как и она перед смертью. Это справедливо. Ведь она моя лучшая половина. Я страдала в её честь.
Дверь в мою комнату внезапно открылась и вошёл отец.
— Джойс, к тебе доктор, — строго произнёс он, и все мои внутренности тут же скрутились в тугой узел.
Боже, нет!
Только не это!
Он не приводил доктора уже полтора года. Почему сейчас?! Я же не успела ещё на работу устроиться, чтобы осуществить свой план! Мне стало не по себе.
— Но, папа…
— Что такое, Джойс? — ухмыльнулся отец. Врач стоял позади отца и потупил взгляд. — Я буду за дверью, — отчеканил он и вышел.
Этот врач уже осматривал меня на предмет наличия девственности полтора года назад, потому что отцу показалось, что я стала задерживаться в школе. Видимо у некоторых представителей медицины это подпольная подработка вне рабочего времени.
В одно мгновение весь мой мир сжался до размеров игольного ушка. Сердце дубасило в груди, причиняя боль. Я знала, что последует за осмотром.
— Раздевайтесь ниже пояса и ложитесь на постель, — произнесла женщина, имя которой я даже не знала, закрыв за собой дверь.
— Послушайте, может мы обойдёмся без этой унизительной процедуры? — сделала попытку избежать очередного унижения.
— Не получится. Я обязана вас осмотреть, — строго ответила она и выжидающе посмотрела на меня.
Вздохнув, на трясущихся ногах подошла к своей постели и стянула штаны с нижним бельём. На улице вечерело, мою комнату освещала только тусклая лампа на столе. Часть синяков можно было заметить. Я никогда не обращалась за медицинской помощью после избиений. Даже после одного самого сильного. А потом отец стал бить не так самозабвенно, иногда мама давала мне какую-то мазь, чтобы синяки быстрее проходили. Ни один человек, кроме Трэвиса не видел весь масштаб моих страданий.
— Вы упали? — вдруг спросила женщина, заметив синяк на бедре.
— Нет, — уверенно ответила.
Когда она в прошлый раз осматривала меня, то синяки тоже были и отец её предупредил, что я «упала с велосипеда».
— Ясно. Раздвиньте ноги, — более мягким голосом ответила она.
Осмотрев меня, она скользнула взглядом по моему лицу. Что-то промелькнуло в её глазах, похожее на сожаление. Но в следующее мгновение вновь появилась маска холодного профессионализма и, стянув латексные перчатки, она поднялась и разрешила мне одеться.
Поспешно выйдя за дверь, оставила меня в моих безрадостных мыслях.
Сейчас я получу по заслугам. Впервые в жизни я отвечу за то, что действительно сделала. Не было больше смысла отсиживаться в своём убежище и чего-то ждать, перед смертью не надышишься. Сделав глубокий вдох, собралась выходить, как заметила загоревшийся экран мобильного телефона. Даже не глядя на него, я знала, что это ежевечернее сообщение от Трэвиса. Но мне не захотелось отвечать ему. Просто сил не было. Поэтому я спустилась вниз в кухню.
Доктор только вышла из дома, и отец повернулся ко мне. На его лице застыла маска отвращения.
— Ты больше никогда не выйдешь из дома, — зловеще процедил он, наступая на меня.
Мама вышла из родительской спальни и застыла с немым вопросом.
— Эбигейл, иди в свою комнату, — скомандовал ей отец.
Всё мое тело напряглось и сжалось. Мне казалось, я превратилась в кусок льда. Мне было нестерпимо больно от того, что происходило за закрытыми дверьми нашего дома. Это всё неправильно. Так быть не должно.
Когда, если не сейчас?!
— Я буду выходить из дома, — решительно заявила отцу, сжав кулаки.
— Что?! — взревел он. — Ты ещё перечишь мне?! Да как