Сквозь пелену прорвался голос Джорджа Маршалла.

- Прежде чем перейти к повестке дня, - сказал он, - мне хотелось бы представить вам нового члена нашего клуба. Нашего первого и единственного члена-женщину. Настоящую леди, если мне будет позволено соврать. Некоторые из вас наверняка ее узнают. Во всяком случае, Чарли.

Он скорчил гримасу, обозначающую улыбку, а затем поспешил дальше: - Я хочу, чтобы вы поняли, насколько важно для нас это собрание. Хэл только что слетал в Токио и обратно-с какой целью, я вам пока не скажу. При закрытии настоящей сессии, которая, напоминаю, носит секретный характер, я хочу, чтобы вы преподнесли Хэлу небольшой подарок, который мы для него приготовили. Он выполнял опасное задание и точно его исполнил… А сейчас, прежде чем мы перейдем к следующему вопросу, который посвящен организации вечеринки с пивом у Гиффорда дома в следующую субботу, я хочу попросить маленькую леди (хитрый взгляд и ухмылка) выступить перед вами с ее фирменным номером. Нужно ли говорить, что это широко известное хучи-кучи. Она исполняла его перед микадо - не вижу причин, почему бы ей не показать свой номер и нам, тем более что, как вы можете убедиться, даже фигового листка на ней нет. - Предупреждая всеобщий восторженный крик, он строго застучал молотком по столу. - Прежде чем она начнет, хочу сказать вот что - во время представления, парни, прошу строго блюсти этикет! Мы с Хэлом организовали для вас этот концерт, дабы возродить у вас заинтересованность деятельностью клуба. Последние собрания проходили в удручающей обстановке. Истинно клубный дух в нас, по-видимому, давно улетучился. Настоящая встреча призвана вернуть прежнюю атмосферу товарищества и братства…

Тут он быстро ударил молотком по столу три раза, после чего на кухне граммофон заиграл «Сент-Луис блюз».

- Все довольны? - проворковал Джордж, - Отлично! Хелен, приступай к делу! И наддай жару!

Канделябры убрали на стоящий у стены буфет, оставив зажженными только две свечи. Хелен стала покачиваться и извиваться в бесподобной манере древних мастеров эротического танца. Тень, отбрасываемая на противоположную стену, повторяла ее движения чуть укрупненно и оттого еще более выразительно. Хелен исполняла японскую версию танца живота. И двигалась так, словно училась этому с самого детства. Она в совершенстве владела каждым мускулом своего тела. И не пренебрегала даже лицевыми мышцами, особенно имитируя конвульсивные движения оргазма. Ни один из двенадцати членов не шевельнулся, все, выпрямившись, застыли. И сидели, как дрессированные тюлени, не в силах ни двинуть руками, ни отвести взгляд и следя за всеми даже незначительными движениями, каждое из которых, как мы знали, таило в себе свой сокровенный смысл. Когда смолк последний аккорд, Джордж Гиффорд свалился с кресла в глубоком обмороке. Хелен спрыгнула со стола и убежала на кухню. Джордж Маршалл свирепо застучал своим молотком.

- Тащите его на крыльцо! - приказал он. -И суньте голову в ведро с водой! Быстро! Нас ждет повестка дня. - Это вызвало некоторый ропот и ворчание.»- По местам! - заорал Джордж Маршалл. - Это только разогрев. Сохраняйте спокойствие, и вы получите еще большее удовольствие! Кстати, любой, кому вздумается поонанировать, может удалиться в уборную на стульчак.

В едином порыве поднялись и удалились все, кроме нас с Джорджем Маршаллом.

- Понял, что у нас происходит? -сказал Джордж Маршалл с глубочайшей горечью в голосе. - Все без толку! Что бы мы для них ни изобретали. Я поставлю вопрос о роспуске клуба. И внесу это предложение в повестку дня, согласно уставу.

- Боже, - взмолился я, §М не делай этого! В конце концов, они только люди.

- Как раз тут ты не прав, - сказал Джордж Маршалл. Щ Они избранные, они должны быть выше! В последний раз мы даже не набрали кворума.

- Что ты хочешь этим сказать - должны быть выше?

- Этикет требует от нас сдержанности. Девять из десяти там, снаружи, сейчас кончают в руку. А десятый грохнулся в обморок. До чего мы дошли!

- А не слишком ли ты строг?

- Я должен быть строгим, Хэл. Нельзя вечно потакать слабостям.

- И все-таки, мне кажется…

- Послушай, Хэл. Он заговорил быстрее, постепенно понижая свой голос до шепота. - Кроме Чарли и меня, никто не знает, с какой целью ты ездил в Токио. Ты отлично справился с работой. Там, наверху, обо; всем знают. Я устроил это небольшое представление, только чтобы напустить им дыму в глаза. По окончании заседания мы с тобой и с Чарли заберем Хелен и устроим небольшую попойку. Я боялся, как бы они не потеряли над собой контроль и не залапали Хелен до смерти. Сейчас она там приводит себя в порядок… - Он понимающе мне подмигнул… - Принимает душ… Немного квасцов, шпанские мушки. Сам знаешь… Моя мать сейчас делает ей массаж. Посмотри-ка! - Он нагнулся и извлек из-под стола нечто. - Такое когда-нибудь видел? - Это был наполненный водой гигантский резиновый фаллос. Надавив, Джордж пустил из него маленькую струйку. - Сечешь? Это для Чарли. Но ни слова, это сюрприз! Не так-то весело быть президентом. Он уже год, наверное, не кидал палки. А тут воды хватит, - и он похотливо затряс эластичным протезом, - благодаря этой штуке у нее польется из ушей, глаз и из носа. Это будет забавно, Хэл. Повеселимся на славу. Мать я предупредил, она истерику по этому поводу нам не устроит. Я ведь уже говорил тебе, солнце поднимается из ее задницы и в нее же заходит.

Затем он добавил кое-что, повергшее меня в совершенное изумление, - настолько не похоже это было на Джорджа Маршалла.

- Пойми, Хэл, - сказал он, - это как раз по твоей части - индийцу по вкусу талия, прогибающаяся под тяжестью сисек и ляжек, ему нравятся пышные, обтекаемые формы, волна плоти, вздымающаяся, когда движение пробегает по телу женщины. Героизм и непристойность не более важны в существовании Вселенной, нежели пара дерущихся или спаривающихся насекомых в лесной чащобе. Все это вещи одного порядка.

Он опять озорно подмигнул мне, перекосив щеку и глаз, - прием, который меня терроризировал.

- Улавливаешь, Хэл? Старый запал вышел, нужно искать свежую кровь. С годами мы не становимся моложе, и откалывать прежние коленца с прежним кайфом и прытью, увы, не удается. Когда начнется война, я, пожалуй, пойду в артиллерию.

- Какая война, Джордж?

Он ответил:

- Нет, хватит с меня этого раскачивания на трапеции.

Члены клуба один за другим выныривали из клозета. Никогда еще не видел я таких изможденных, усталых, потрепанных жизнью мужиков. «Он прав, - подумал я про себя, - нам нужна свежая кровь».

Без лишних слов они заняли свои места за столом, головы их поникли, как венчики увядших цветов. У некоторых был такой вид, будто они все еще не могут выйти из транса. Джордж Гиффорд жевал веточку сельдерея - живое воплощение старого козла, недоставало лишь бороды. Да и честная компания в целом не слишком радовала взгляд. Молоток застучал по столу, и заседание возобновилось.

- Проснувшиеся да услышат! - Джордж Маршалл начал свою речь строгим безапелляционным тоном. - Когда-то вы именовали себя «мыслителями». Вы сплотились, дабы образовать анклав выдающихся умов, знаменитое «Общество Ксеркса». Имею честь заявить, что вы недостойны более быть членами тайного общества. Вас поразила энтропия. Некоторые из вас только кажутся живыми. Через минуту я поставлю на голосование вопрос о роспуске нашей организации. Но сначала я должен сказать пару теплых слов Чарли Рейли, нашему старому президенту. - Для вящей убедительности он нанес столу еще несколько сокрушительных ударов молотком. - Ты не спишь, несчастная жаба? Я с тобой говорю! А ну, сядь прямее! Застегни ширинку! Теперь слушай!… Учитывая твои былые заслуги, отсылаю тебя обратно в Белый дом, где тебе предстоит отбывать еще один четырехлетний срок, если тебя переизберут. Как только заседание закончится, я хочу, чтобы ты влез обратно в свои полосатые штанишки и визитку и чтоб духу твоего здесь не было! С твоими мозгами только министерством обороны руководить. И помалкивать с умным видом. Ты уволен, низложен, дискредитирован! Ы Тут он чуть понизил голос, повернув голову ко мне: - Ну? Как у меня получилось, Хэл? Все по Хойлу, да? - Он еще больше понизил голос и, выпаливая слова на ужасающей скорости из отверстия в уголке рта, зашептал: - А это специально для тебя… Человек не волен изменить своей конечной судьбы, смысл которой в неизбежном возвращении к бессознательному и бесформенному.