хранили, было ли, нет ли, кто его знат. Подъезжал один богатырь и стрелки постреливал к воздуху, и не давал падать на землю, подхватывал. Вызывал их поратиться, а богатыри в шатре были. Потом они стали беседовать: «Кого нам послать за богатырем этим?» Стали выбирать, кто бы мог поехать: «Послать бы Мишку Торопанюшку — он роду торопливого, незави́дь где потеряет свою буйну голову. Того нужно отставить». Потом послать хотели Алешу Поповича: «Алеша Попович роду сонливого, тоже отставить». «Послать, — говорят, — Добрынюшку Никитича. Добрынюшка Никитич роду вежливого, сумеет с богатырем съехаться, сумеет честь воздать».

Поехал Добрынюшка Никитич в чистое поле, наезжает на Сокольника. Это Сокольник наезжал. И закричал он своим громким голосом: «Если русский богатырь, отворот давай, а если не русский, то напу́ск держи». А Сокольник не оглянется. До трех раз-то повторял Добрынюшка. Потом поворот дает Сокольник. Подъезжает к Добрынюшке Никитичу, берет коня его за повод и поворачиват в обратну сторону. «Поезжай, — говорит, — обратно. С тобой мне делать нечего. Скажи старому казаку Илье Муромцу низкой поклон. Никем г....м заменяется, ему старику не поправиться». [Коня-то тяпнул по тяпышу, добавил по олабышу. От евовного тяпанья лошадь присела].[83] Поехал Добрынюшка Никитич ко белу шатру обратно.

Подъезжает ко белу шатру обратно, остальные смотрят. Конь бежит не по-старому, а Добрыня сидит не по-прежнему. Подъезжает Добрынюшка и сказывает старому казаку низкий поклон. «Никем ты г....м заменяешься, ему старику не поправиться».

А мне старичку да за беду стало,[84]

За беду ли стало, да за великую,

За великую досаду показалося,

За великою досаду показалося,

5 Могучия плеча́ росходилися,

А могучия плеча́ росходилися,

Кровь горячая да роскипеласи,

Кровь горячая да роскипеласи,

Очи ясныя да возмутилися:

10 «Уздайте, седлайте коня́, да ко́ня добренького,

Уздайте, седлайте коня́, да ко́ня добренького»,

Уздали, седлали коня́ да со семи цепей,

Уздали, седлали коня́ да со семи цепей.

Он тогда вот и сказал: «Не удастся, — гыт, — вам горшка скипятить, я привезу татарску буйну голову».

Не видно было старо́го — на коня скочил,

15 Только винно бы́ло — струмина́ ступил,

А не винно было поездки молодецкоей,

Только видно было — в чистом поле курева́ стоит,

Только винно было — в чистом поле курева́ стоит,

Курева-де стоит, да дым столбом вали́т,

20 У коня-то из роту́ да пламя мечется,

У коня-то из ноздрей да искры сыплются,

У коня-то хвост да он столбом стоит.

Нагони́л старо́й да на Сокольничка,

Нагони́л старо́й да на Сокольника,

25 Закричал он своим да громким голосом,

Закричал он своим да громким голосом;

«Если русский богатырь, оворо́т давай,

Если русский богатырь, оворо́т давай,

А не русский богатырь, ты напу́ск держи».

30 А на это Сокольник не оглянится,

[А][85] на это Сокольник не оглянится,

А стал старо́й да всё ругатися,

Стал старо́й да всё ругатися,

Стал ругатися да всё бранитися:

35 «Ворона ты летишь пустопёрая,

Ворона ты летишь пустопёрая,

Сорока ты летишь загумённая,

А нас, добрых молодцо́в, да ты ничем зовешь.

А нас, добрых молодцо́в, да ты ничем зовешь.

(Потом я уж немножко, извините, неловко)

40 Бились-драли́сь да цельны суточки,

Они бились-драли́сь да цельны суточки,

А не ранились да не кровавились,

А не ранились да не кровавились,

А копейца по насадкам извихнулися,

45 А копейца по насадкам извихнулися.[86]

Они тогда слезли со добрых коней и потом стали бороться. Как ни боролись, старого казака лева нога подвернулась, упал. Похвально слово его попутало: чем похвалишься, тем и подавишься. Наскочил тогда Сокольник на белы́ груди́ и махнул его булатом в грудь. Он вроде как крест носил, то ле в броню попало, не мог пробить его. Вдвое, втрое силы прибыло у Ильи Муромца, он смахнул богатыря и скочил ему на белы́ груди́. И тоже махнул он булатом, но рука в локте отстоялась, он не мог его убить. Стал его спрашивать: «Откуда ты явился, какого ты роду-племени, что не слышно было раньше про тебя?» А он с гордостью богатырской говорит: «Я, когда сидел на бело́й груди, не спрашивал роду-племени. Уж ты победил, не расспрашивай». Но он опять спрашиват. Вынужден сказать Сокольник. «Мать была богатырица-паляница, а отца, — говорит, — не знаю, какой был отец». Потом, конешно, Илья Муромец сознался ему отцом. Сокольнику было тринадцать лет, но чувствовал таку силу, что не мог сидеть, поехал поратиться.

Илья Муромец спустил Сокольника, но Сокольнику показалось неловко, что он оказался в......к. Он поехал и мать убил. (Так ли оно было, бог его знает). Потом вернулся обратно, поехал и на отца. А с битвы Илья ехал, лег в чистом поле отдохнуть, заспал богатырским сном, а коня рядом спустил. Когда конь богатырский заслышал, конь стал копытами землю бить, Илью будить, чтобы на сонного не наехал. Всё же добудился, успел Илья уехать в белой шатер. И нагони́л Сокольник во бело́м шатре и наскочил на отца. Тогда Илья наступил на одну ногу и разорвал его, прикончил, что нахальный сын его был.

(Больше не знаю, так от стариков слыхал).

——

Софья Степановна Маркова

С. С. Маркова, которой в 1956 г. было 78 лет, постоянная жительница дер. Качгарт под Нарьян-Маром. Жила с дочерью и внуком.

Записанные у нее богатырские сказки Маркова когда-то читала в книге, которую назвала «Старое время на Руси», но уже лет пятнадцать назад книга была утеряна. Слышала также былины и сказки о богатырях и в устном исполнении. Рассказывала она охотно, не заставляя себя упрашивать, хотя была больна и в этот день с постели не вставала.

Кроме богатырских, знала и другие сказки, тоже частью из устной традиции, частью из книг. Особенно любит и часто рассказывает сказку «Золотое ведерко». Знает и старые крестьянские песни.

74

[ИЛЬЯ МУРОМЕЦ]

Илья-то Муромец сиднем сидел тридцать три года. Пришли к нему калики перехожие, а отца-та и матери дома не было, на пожне корни ворочали. Они и говорят ему: «Полно, Илья, нежиться, подай нам чару меду