— Конечно, буду! — засмеялась Вера.

Арлекин довольно замурчал под ее пальцами и через пару минут уснул. Вера знала: он проснется и исчезнет, стоит за дверью раздаться чужим шагам. Когда же являлись родители, Арлекин дрых как ни в чем не бывало. Вот и сейчас, когда Вера покатила кресло к умывальнику, кот и не подумал проснуться. Умывальник располагался слева от двери, над ним висело квадратное зеркало в раме из коричневого пластика. С минуту девочка разглядывала другую себя в глубине зеркальной глади. Нет, не другую, просто себя. В данный момент это была Вера, только Вера, никто, кроме Веры.

Обычное отражение.

Мыть руки она раздумала — Арлекин не любил брызг. Вернувшись к окну, Вера засомневалась: поиграть на планшете? Посмотреть мультик? Полазить по интернету? Вай-фай в институте был приличный, пусть и не такой быстрый, как дома. После недолгих колебаний она продолжила смотреть в окно, словно там был и мультик, и игра, и весь интернет разом.

Двор наполнился людьми: больные — выздоравливающие? — выбрались на прогулку. Седой дядька на костылях, без шапки, в пальто нараспашку, стоял, чуть покачиваясь, возле скамейки. Он с наслаждением дышал, как если бы ему не давали дышать месяц, а то и больше. Из дядькиного рта валил пар, будто он курил сигарету-невидимку. Даже, наверное, сигару-невидимку — от сигареты столько дыма не бывает. Мимо него по расчищенной дворником дорожке, прихрамывая, ковылял молодой парень в синей с красным лыжной куртке и таких же штанах. Вязаная шапочка сбилась на затылок, взмокшие от усилий волосы прилипли ко лбу. Парень грузно опирался на палку, но тоже улыбался. Девочку, Верину ровесницу, закутанную по самые глаза, отчего девочка походила на разбуженного поперек зимы медвежонка, вели под руки папа с мамой. Молодая женщина, вся в белом — куртка, лосины, сапожки, шапка, перчатки — заботливо поддерживала под локоть мужчину с ходунками. Муж и жена? Наверное…

С ними со всеми случилась беда. Им всем сделали операции. Они все теперь ходят. Скоро они поправятся, пройдут реабилитацию — Вера научилась произносить это слово правильно, без запинки — и выбросят костыли с палками на помойку. С ними все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Вера мазнула пальцем по дисплею смартфона: проверить, который час. Она ждала гостей. Тетя Неля обещала? Обещала. Поначалу Вера опасалась, что тетя Неля не сдержит обещание: забудет, постесняется или еще что. Но вчера вечером перед ужином тетя Неля перезвонила, сказала: жди. До назначенного визита — слово «визит» Вера включила в свой лексикон после звонка — оставалось семнадцать минут двадцать три секунды.

С недавнего времени Вера полюбила точность.

— Здрасте, тетя Неля!

Кабуча остановилась:

— Здравствуй, Верочка! Ой, какая ты румяная!

— Да, я румяная! Я пончик!

— Как поживаешь, пончик?

— Отлично! Меня завтра на операцию кладут!

Кабуча вздрогнула. Слово «операция» слабо ассоциировалась у нее с отличным житьем-бытьем. Ну да, у дочки Андрюшиных все иначе, для нее операция — надежда. Жалко девочку, не повезло. Может, хоть сейчас фортуна улыбнется?

Кресло Веры загораживало ей дорогу. Попрощаться и обойти? Неудобно. Они здоровались, перебрасывались парой слов, но никогда не разговаривали дольше банального «вась-вась», принятого между соседями. С Вериной мамой Кабуча, случалось, задерживалась: коммунальные услуги дорожают, новая прическа, Муравьевы затеяли ремонт, умерла старуха Айрапетян, в квартиру въехал ее сын, кажется, пьющий. Двум женщинам всегда есть о чем посплетничать.

— Доктор хороший?

— Хороший! У него рука сломанная!

— Как же он тебя оперировать будет?

— Он рядом постоит! Оперировать будет Ольга Константиновна. А потом я улечу в Тель-Авив, на реабилитацию. На самолете! Там парк и бассейны!

— Слушай, я тебе прямо завидую!

Что я говорю, ужаснулась Кабуча. Господи, язык мой — враг мой. Чему тут завидовать? Совсем отвыкла говорить с детьми, да и не умела никогда.

Она моргнула, отвернула лицо.

Верочка держала в руке зеркальце. Нет, не держала — играла с ним, поворачивая то так, то эдак. Солнечные зайчики плясали вокруг, один ударил Кабучу в глаз, словно кулаком. Ей вдруг показалось, что они с Верой разговаривают не вдвоем — втроем, только неизвестно, кто третий. Третий молчал, а может, не молчал, просто Кабуча его не слышала. Надо попить что-нибудь от нервов. Таблеточки, шутил муж, синие и розовые. Раньше шутил, сейчас Кабуча не слышала от него прежних шуток — язвительных, с двойным дном, к каким она привыкла.

— Добрый день! — мимо прошел Петр Ильич с первого этажа.

— Добрый день!

— Здрасте, дедушка Петя!

Я у нее тетя, отметила Кабуча. Боренька — дядя Боря. Петр Ильич — дедушка. Дворничиха — баба Катя. Большая семья у тебя, Верочка. Нет, кажется, Бореньку ты дядей не звала. А как? Борисом Анатольевичем? Вот не помню, здоровался ли он с тобой. По-моему, не здоровался. Вы, наверное, и вовсе не разговаривали. Боренька такой, он если задумается, никого не видит. Идет по улице, как верблюд по пустыне…

Замкнутая по натуре, Кабуча плохо сходилась с людьми, а официантов и вахтеров — тех вообще боялась до спазмов. Общительным экстравертам вроде Веры она завидовала, стыдилась этой зависти и ничего не могла с собой поделать.

— Тетя Неля, а ваш муж в городе?

— В городе.

— Никуда не уехал? Не собирается?

— Вроде, нет. А почему ты спрашиваешь?

— А я — его фанатка! Я его книжки обожаю!

— Книжки? — Кабуча пришла в ужас. — Его книжки?!

— Ага! Я их все-все прочитала! И «Проект «Вельзевул», и «Эвольвер», и эту, где Гарри Поттер от аневризмы умирает. Нет, эта книжка не вашего мужа, это Роулинг, но тоже хорошая…

— А папа с мамой тебе разрешают такие книжки читать?

— Конечно! Я им сказала, что должна полноценно развиваться.

— Ну да, понимаю. А сейчас ты что читаешь?

— Про зазеркалье.

— «Алису в зазеркалье»?

— Нет, не Алису, другую. Вы разве не знаете? Новая книжка, тоже вашего мужа. Страшная, но с хэппи-эндом.

— С хэппи-эндом? — усомнилась Кабуча. — Это у Бореньки? Погоди, какое еще зазеркалье? Он не писал про зазеркалье, это Кэрролл…

— Ну, значит, еще напишет, — рассмеялась Вера, глядясь в зеркальце.

У Кабучи отлегло от сердца. Девочка шутит, ясное дело, шутит. Разговор сделался Кабуче в тягость, но она не представляла, как разойтись, чтобы не обидеть Верочку.

— А у нас кот пропал, — сама не понимая, зачем она это говорит, призналась Кабуча. — Еще летом. Я объявления вешала по подъездам. Не нашелся, погиб, наверное. Старенький он был, больной. Жалко…