Она постучала в дверь.

— Меня зовут Эмилия, я эксперт-криминалист и хотела бы задать пару вопросов насчет…

— Уходите. Пожалуйста.

Оса положила руку Эмилии на плечо. Жест вышел неожиданным, они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. Мягко глядя на Эмилию, Оса беззвучно выговорила: продолжайте.

— Алиса, чего ты боишься? — спросила Эмилия.

Последовало долгое молчание. Судя по звуку по ту сторону двери, Алиса привалилась к стене.

— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? Потому что я из полиции?

Эмилия подождала несколько секунд и, не дождавшись ответа, снова заговорила.

— У меня вопрос про майку, которую тебе подарила Фрейя Линдхольм. Я эту майку не видела, ее исследовали в полиции Евле, а потом переслали экспертам в Линчёпинг. Если не хочешь, не выходи. Но мне бы очень помогло, если бы ты уделила мне несколько минут. На майке отпечатано изображение. Надпись “Голод”, и…

— Фрейя сказала, что не вернется. Она подарила мне эту майку вроде как на прощанье, но майка мне оказалась велика, и я использовала ее как затычку от вони.

— Затычку от вони?

— Да, мы затыкаем вентиляцию, чтобы в комнаты не тянуло вонью с фабрики.

Снова молчание.

Из-за двери донеслись приглушенные всхлипывания.

— Фрейя тогда ушла из интерната не одна… — сказала наконец Алиса. — Я думала, они собираются сбежать все втроем, но две другие вернулись…

— Ты про кого? Кто вернулся?

— Нова и Мерси, — сказала Алиса. — А Фрейя — нет.

О прошлом Новы у Кевина уже имелось относительно ясное представление. Биография Мерси теперь тоже начинала вырисовываться отчетливее.

Живя в Брэкке, она общалась с парнями-шведами, регулярно продавалась им, а впоследствии и их отцам. Никого, кажется, не заботило, что она еще ребенок.

Судя по изложенному в письме, девочки сейчас вряд ли на севере. Заниматься емтландским следом не стоит.

Выезжая с парковки возле “Ведьмина котла” и направляясь к шоссе номер 76, на Евле, Кевин думал о женщине по имени Барбру Йоранссон. Похоже, она была единственным человеком, кто по-настоящему принимал участие в судьбе Мерси.

Барбру на общественных началах работала в лагере для беженцев в Брэкке, она регулярно ездила в поселок на поиски Мерси. Слухи ширились, и к концу того лета у Барбру накопилось достаточно, чтобы пойти в полицию. Само собой, в полицейском округе размером с небольшую страну, где трудились всего трое полицейских, не оказалось отдела, который ведал бы преступлениями на сексуальной почве. Но благодаря Барбру дело сдвинулось с мертвой точки, из полиции лена в Эстерсунде прислали помощь. Все закончилось семью обвинительными приговорами, из которых два вынесли отцам парней.

Полились потоки грязи и клеветы.

По словам адвоката, защищавшего мужчин, юная нигерийка соблазняла их, а после секса вымогала деньги.

Да вы посмотрите на нее. Она же выглядит на восемнадцать.

Кевин уже не помнил, сколько раз слышал подобные слова.

Она лгала моим клиентам, чтобы ввести их в заблуждение. А теперь ее ложь угрожает разрушить карьеру двух успешных и уважаемых людей.

Один из обвиняемых отцов был управленцем среднего звена в местной администрации, активный член Левой партии. Второй — практикующим психотерапевтом.

I’m not really a therapist. I’m the rapist[74].

Кевин был уверен, что цитата не из “Ходячих мертвецов”, однако именно этот сериал пришел ему на ум, когда вонь с бумажной фабрики усилилась.

Зомби истребляют человечество, людей на земле осталось немного, и все же они никак не могут скооперироваться, они с трудом уживаются друг с другом.

От зомби хотя бы знаешь, чего ожидать, подумал Кевин. Они предсказуемы, они никого не дурачат и не играют в игры. Они убивают лишь потому, что голодны, и на самом деле не более жестоки, чем животные.

А вот люди предают друг друга только так.

Люди жестоки по-настоящему.

Вот, например, Эркан. Образование — психология и социальная работа, хотя он и не психотерапевт. По словам начальника и коллег — душевный парень, глубоко увлеченный своим делом. И в то же время — сводник, который продает свои так называемые идеалы за деньги.

Запах с бумажной фабрики усилился, и Кевин припомнил, что говорил отец, когда они проезжали фабрику возле Крамфорса. Что там пахнет не сульфитом и не сульфатом.

Там воняет деньгами.

Кевин въехал в покрытый тонким слоем снежной слякоти Евле. Он проезжал это место бессчетное число раз, направляясь в Онгерманланд или обратно, но в сам город никогда не заезжал. Левый съезд вел к центру, и слева теснилась городская застройка, архитектурная мешанина. Как во многих шведских городах, очень мало что здесь было старше последнего по времени городского пожара. То тут, то там показывались помпезные, похожие на дворцы дома; справа тянулся какой-то бесконечный парк во французском стиле. Когда парк наконец закончился, Кевин свернул налево, на одну из центральных аллей, и покатил к речке.

На набережной выстроились лиственные деревья с узловатыми ветками; десятиметровый соломенный козел на другом берегу ждал, когда его кто-нибудь подожжет. Будучи главной городской знаменитостью, Козел из Евле претерпевал на удивление скверное обхождение. Его мало того что обливали бензином; к нему пригоняли старые американские машины, его обстреливали ракетами и огненными стрелами. Кевину было почти жаль его.

Эркан сидел под арестом в здании, похожем на коробку из жести и кирпича. Полицейский участок в Евле походил на уменьшенную копию следственной тюрьмы в Крунуберге, с той только разницей, что убогого вида постройка шестидесятых здесь была серой, а в Крунуберге — коричневой.

Главный следователь — женщина, с которой он разговаривал в Скутшере — ждала его на рецепции. Она объявила, что хочет кое-что показать Кевину, прежде чем он отправится к Эркану.

Пройдя длинный коридор, они оказались в небольшом кабинете.

На столе лежали два прозрачных пакета, в каких держат улики. В одном просматривались две веточки; содержимое второго было видно не так ясно.

Похоже на мятую бумагу.

Следовательница надела одноразовые перчатки.

— Двое мальчишек нашли в Рутшерском лесу, в Скутшере, у реки.

В конверте оказался пластиковый пакет, испачканный землей. В нем содержался обычный лист бумаги формата А4. Следовательница положила его на стол, и Кевин прочитал: