— Я выпустил Фрейю, Нову и Мерси в начале первого ночи, — заговорил Эркан. — Около половины пятого Нова и Мерси вернулись, пьяные и под кайфом. Нова была вообще не в себе, а Мерси все-таки что-то соображала.

— А Фрейя?

Эркан покачал головой.

— По словам Мерси, Фрейя сказала, что с нее хватит и что она будет добираться автостопом до Стокгольма. А потом просто удрала.

— Они говорили, чем занимались между полуночью и половиной пятого?

Эркан вскинул руки.

— Принимали наркотики, пьянствовали. В лесу.

Кевин поразмыслил.

— Нова и Мерси звонили вам из домика возле Тьерпа чуть больше недели назад. Можете пересказать мне разговор?

— Да… Нова и Мерси позвонили, рассказали, что произошло; я запаниковал и попросил их связаться с одним человеком…

Эркан резко замолчал; он не улыбался, но глаза у него заблестели.

Адвокат вопросительно посмотрел на Кевина, что означало — пора приостановить запись и позвонить прокурору, если они хотят, чтобы Эркан рассказывал дальше.

— Адвокат показал, что арестованный желает сделать перерыв, — отметил он и, указав точное время, выключил запись, после чего набрал номер прокурора и включил громкую связь.

Прокурору Кевин сообщил, что проводит допрос, и защита хочет заключить сделку.

— Они сидят напротив меня и услышат ваши слова.

— Чего хочет защита? — спросила прокурор.

Адвокат наклонился к телефону и заговорил громче, чем нужно.

— Здравствуйте, Каролина. Как вам известно, ранее мой клиент не подвергался наказаниям. Мы рекомендуем обвинению остановиться на статье за пособничество проституции.

— Да? И что мы получим взамен?

— Кроме признания моего клиента в сутенерстве вы получите три имени, из которых два — из списка торговцев живым товаром. Третий покупал секс с несовершеннолетними.

Воцарилось долгое молчание. Наконец прокурор сказала:

— Я могу добавить к истории Эркана пару строк от себя.

— Спасибо, Каролина, — сказал адвокат. — Мы удовлетворены.

Прокурор отсоединилась. У Кевина появилось чувство, что она и адвокат в принципе уже договорились. Что телефонный звонок был всего лишь формальностью.

Адвокат взглянул на своего клиента.

— Теперь можете рассказать то, что рассказывали мне. Начните с человека, к которому вы направили Нову и Мерси, когда они позвонили из домика.

— Его зовут Ульф Блумстранд, — без выражения сказал Эркан. — Блумстранд — единственный, кто, по-моему, имел возможность их пристроить.

— Спасибо, но это лишь подтверждает наши подозрения. Мне нужно больше. У вас есть предположения о том, где найти Блумстранда или где он прячет девочек?

Эркан взглянул на адвоката, и тот снова ободряюще кивнул ему.

— Он работает с парнем, которого зовут Юрис Селезник.

Кевин записал имя.

— Что вы о нем знаете?

— Бандит какой-то… Мафия.

— Блумстранд и Селезник. Это два имени… А третье? Кто тот клиент, о котором вы говорили?

— Прошлым летом я свел Фрейю с одним человеком, — сказал Эркан. — Я узнал машину, а когда Фрейя садилась, узнал и того, кто был за рулем.

— Вы узнали и машину, и водителя?

— Да. Серебристая “BMW”. Свен-Улоф Понтен, отец Алисы.

— В детстве я думал, что человек — это тот, кто умеет сдерживать свои порывы. — Свен-Улоф Понтен повернулся к девушке на пассажирском сиденье. — Как объезженная лошадь сдерживает желание бежать свободно.

Девушка застенчиво улыбнулась, и он сменил полосу. Руль казался слишком тугим, да и все в машине было как-то неправильно. Свен-Улоф ненавидел водить маленький “ниссан” Осы.

— Быть человеком значит никогда не лгать, — продолжил он, — и во времена моего детства это требование было краеугольным камнем в представлении о том, что значит быть человеком по-настоящему. — Он сделал паузу и прибавил: — Представление… Слышишь, как глупо звучит?

Она, все еще улыбаясь, пожала плечами.

— Ja ne ponimaju…

Он не помнил, как ее зовут и из какой бывшей советской республики она приехала. Но знал, что она ни слова не понимает по-шведски, и именно поэтому с ней так хорошо говорить.

Она прибыла в Стокгольм на рижском пароме несколько дней назад — восемнадцать лет и, если не считать плохих зубов, довольно миловидная. Девушка страдала чем-то венерическим, и Свену-Улофу предстояло свозить ее к врачу по одному адресу в южном пригороде. Взамен она окажет ему услугу, и Свен-Улоф надеялся, что девушка не врала насчет того, что болезнь не передается оральным путем.

— Знаешь, что я делал на прошлой неделе? — Свен-Улоф снова посмотрел на нее.

Девушка склонила голову набок и отвела от лица темный завиток.

— I speak English, you know. Want to speak English?[75]

— Нет. Так лучше.

Снег тихо падал на дорожное полотно, когда Свен-Улоф проезжал Вестербрун. Мерцающие сумерки, одноцветные, за исключением красных точек с булавочную головку — габаритных огней едущей впереди машины.

— За восемь дней я выбросил на таких, как ты, сорок пять тысяч, — продолжал Свен-Улоф. — Оса думает, что я на работе, а на работе думают, что я лежу дома с ротавирусом.

Он усмехнулся, погладил ее по ляжке, включил поворотник и, прежде чем сменить полосу, бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сзади полицейская машина. В горле вдруг пересохло.

Свен-Улоф вцепился в руль и немного сбросил скорость.

— Это ваша вина, понимаешь? Таких, как ты, — сказал он.

Девушка снова пожала плечами и отвернулась.

Но ему было абсолютно неважно, понимает ли она хоть слово из его речей.

Нужно выговориться. А с кем еще ему поговорить?

Свен-Улоф снова посмотрел в зеркало заднего вида. Полицейская машина так и держалась за ними; там, где Вестербрун переходит в Лонгхольмсгатан, в сторону Хорнстулла, он помигал правым поворотником и свернул на улицу поуже.

Полицейская машина проехала прямо; Свен-Улоф развернулся и снова выехал на Лонгхольмсгатан. Но легче ему не стало. Скорее наоборот.

— Послушай меня. — Он похлопал девушку по плечу. — Это важно, понимаешь?

— Da?

Девушка взглянула на него с беспокойством.

— Just listen, okay? Просто выслушай…