чудака, не входившего в научное сообщество и не обладавшего профессиональными знаниями в любительской области археологии, известно лишь по его ранним мистическим «Запискам, самою истиною совести внушаемым, – для памяти». В них Кондрат Андреевич, анализируя свои сновидения, стремился увидеть в реальности то, что приходило ему во снах. Причем так настойчиво, что грань между реальностью и миром, существовавшим только в сознании автора, просто отсутствует. Когда-то на аукционе я приобрел его рукописи, связанные с археологией. По ним можно проследить культурный контекст археологических изысканий того времени, приведших к раскопкам Золотых ворот. Неоднократно приходится читать, что Лохвицкий был дилетантом, но профессиональными археологами можно было стать только в начале ХХ века, когда высшая школа начала готовить специалистов. До этого все были любителями, в том числе и Шлиман, который жил тоже в Киеве, и где свой дом имел его сын.

Весна и лето 1832 года у Лохвицкого ушли на то, чтобы распространить информацию среди многочисленных влиятельных людей о том, что он проводит раскопки по распоряжению самого киевского генерал-губернатора Левашова. Показательно, что письма Кондрата Лохвицкого получили Киевский митрополит Евгений, члены Московского общества истории и древностей и другие статусные персоны. В то же время Лохвицкий разыскивал древние памятники и с этою целью интенсивно производил археологические раскопки в Киеве. В 1824 году им был открыт фундамент Десятинной церкви, сооруженный равноапостольным князем Владимиром, за что Общество истории и древностей избрало его своим членом-соревнователем. Снятый с натуры Лохвицким план храма напечатан был в «Отечественных записках» за 1825 год, вместе с историческим описанием, сочиненным митрополитом Евгением (Болховитиновым). Другой план в большем масштабе преподнесен был киевским комендантом Петром Аракчеевым Николаю І. Князь П. К. Витгенштейн подарил Лохвицкому за это открытие свою наградную шпагу за 1812 год. Археолог испросил разрешение у генерал-губернатора проводить работы в Киеве и взялся за раскопки Золотых ворот, засыпанных в 1740-х годах по указу фельдмаршала Миниха. Поэтому Лохвицкий пишет письмо редактору журнала «Московскій Телеграфъ», одного из популярнейших на то время, в котором сообщает: «Теперь по записке моей генерал-губернатор В.В. Левашов позволил мне открывать древности в Киевской губернии». Левашов не был заинтересован в грубом обрывании интерпретаций Лохвицкого, поскольку тот имел связи с влиятельными лицами, в частности, с главнокомандующим 1-й армией Фабианом Вильгельмовичем Остен-Сакеном, ссориться с которым недавно назначенному генерал-губернатору было не с руки. Лохвицкий же понимал, что административного влияния одного лишь Сакена недостаточно для реализации задуманных археологических раскопок, поэтому продолжал использовать переписку с генерал-губернатором как возможность заручиться его поддержкой.

Но была еще одна персона, письменное подтверждение которой могло сдвинуть с мертвой точки реальную, а не воображаемую Кондратом Андреевичем ситуацию по раскопкам. Это был Николай І. В начале сентября 1832 года государь по совету Остен-Сакена решил наведаться к Золотым воротам, где уже шли раскопки. По несчастливой случайности археолог Лохвицкий, с раннего утра дожидавшийся его под дождем, отлучился в это самое время, чтобы сменить промокший мундир. Они не встретились! Расстроенный стечением обстоятельств Кондрат Андреевич потом на несколько месяцев прекратил вести свой дневник, но все-таки нашел в себе силы написать новое письмо Левашову. Воспользовавшись интересом царя к проведению раскопок у Золотых ворот, археолог пишет генерал-губернатору с тем, чтобы получить от Левашова письменное свидетельство высочайшего одобрения своей деятельности. Однако генерал-губернатор, уже не раз сталкивавшийся с вольной интерпретацией его распоряжений, решил не рисковать, и на письме, появившемся в его канцелярии, появилась карандашная пометка «велено оставить без ответа». Но удача оказалась на стороне Лохвицкого. В это же время в одном из журналов напечатали письмо митрополита Киевского, где он вскользь упоминает приезд императора Николая І и пишет, что тот, осматривая остатки Золотых ворот, признал их «памятником, достойным сохранения». Для Кондрата Андреевича, мистика по натуре, эта статья была равна знамению! Вооружившись пусть и косвенным подтверждением интереса императора, он решается на письмо ему: «Всеавгустейший Монарх! Всемилостивейший Государь! В день тезоименитого блаженного великого князя Ярослава-Георгия, создателя Златых врат в Киеве, открытых мною, с планом и видами оных, осмеливаюсь к стопам упасть Вашего императорского величества. Государь! Вы соизволили признать Памятник, Златые врата, достойным сохранения. Но Высочайшая воля Вашего императорского величества еще формально не объявлена; кому я должен сдать сей Памятник для хранения? И продолжать ли систематически раскрытие древностей?» Ответ из Петербурга был однозначным. Письмо Лохвицкого переслали в Киев всё тому же Левашову со следующей запиской статс-секретаря: «Его императорское величество высочайше повелеть соизволил препроводить к Вашему превосходительству всеподданнейшее прошение корреспондента Московского общества истории и древностей чиновника 5-го класса Лохвицкого об открытом им в Киеве памятнике Златых врат и о дозволении продолжать раскрытие древностей».

Николай I. Худ. Е. И. Ботман, 1856 г.

Любая работа требует финансового вознаграждения, а такая, как у археолога Лохвицкого, изощряющегося всеми способами, чтобы заняться раскопками Золотых ворот, тем более. В ожидании обещанных денег Лохвицкий был настойчивее обычного, поэтому в следующем письме снова обратился к Левашову с просьбой. Тогда и были ассигнованы на проведение консервации Золотых ворот 2917 руб., кроме ежегодной суммы в 1,5 тыс. руб. на изыскания в Киеве «отечественных древностей».

А когда Лохвицкий взялся за новый объект, губернатор ответил: «Разрытие Вами места, на котором предполагается церковь Св. Ирины, не дает права на приобретение оного в собственность. Что касается [присмотра, то Вам не воспрещается иметь его, пока сочтете нужным продолжать на месте сем свои исследования] присмотра сего места, то я приказал поставить караул».

А Левашов получает очередное письмо археолога: «…по Высочайшему повелению препровождено к Вашему сиятельству мое всеподданнейшее прошение об открытом мною в городе Киеве памятнике Златых врат Ярослава-Георгия и о дозволении продолжать раскрытие древностей. Убеждаясь истинною слова знаменитой особы Вашего сиятельства, в текущем году у Золотых ворот открыл я, во-первых: в апреле – три окна, закладенные древними кирпичами; во-вторых: по отысканию и указанию моему отрыл место, так называемое древней церкви Св. Ирины, которое отдано мне предписанием Вашего сиятельства раскрывать на свой счет; в сем открытии оказалась церковь, точно древнего строения – одинаково с Золотыми воротами и из такого же материала, при сей церкви с обеих сторон алтарной части оказались палатки каменные и с каменными гробницами. В сей операции сих открытий Ваше сиятельство почтили сами быть свидетелем. И посему-то сия древность есть священнейшая и Историческо-Драгоценная…».

Кондрат Андреевич составил интересную коллекцию монет и медалей, которая оценена была им в 4000 рублей.

Лохвицкий был мистиком. Он не только вращался в кругу мистиков Екатерининского и Александровского времен, но приятельствовал с их главою А. Ф. Лабзиным, хотя не был в числе членов состоящей под его управлением организации. В