свежей капусты, добавив в них обломок ветчинного бульона, нажарил антрекотов, открыл последние баночки с икрой, наварил картофеля, настругал мороженую нельму. К сожалению, на коронный кекс «сырья» уже не хватило. Стол украсили бутылки шампанского и гора салата из овощей, привезённых лётчиками. После скромных возлияний и чая все отправились в старый лагерь.

– А что будем делать с фюзеляжем? – спросил Сомов, повернувшись к Мазуруку.

– А зачем с ним возиться? Пусть себе лежит как лежал до Второго пришествия, – сказал Илья Павлович, недоумённо пожав плечами.

– Так с меня в Москве шкуру спустят, если мы его не уничтожим, – сказал Сомов. – Только как его ликвидировать, ума не приложу. Аммонал у нас закончился. Да и, будь у нас его хоть тонна, мы бы трёхметровый лёд всё равно не пробили.

– Может быть, ПАРсами (парашютные осветительные авиационные ракеты. – В.В.) попробовать, – подсказал Комаров, – они горят, как звери.

– Ещё как горят! – сказал, ухмыльнувшись, Аккуратов. – Помнишь, Илья Павлович, ту историю с пожаром машины Черевичного?

– Ещё бы, – отозвался Мазурук.

– Так дюраль запылал – не хуже сухого полена.

– Ну что ж, может, попробовать для очистки совести? – согласился Сомов. – Давай, Михаил Семёнович, неси свои ПАРсы.

Комаров отправился в палатку-мастерскую и приволок полные нарты завёрнутых в промасленную бумагу метровых трубок. Их затащили внутрь фюзеляжа, протянули бикфордов шнур. На всякий случай все укрылись за торосами. Но, видимо, пролежавшие под снегом в течение полугода ракеты так отсырели, что даже не пшикнули.

– Ладно, – махнул рукой Сомов, – семь бед – один ответ.

Собрав остатки имущества, мы возвратились в лагерь. Последняя палатка всё ещё сиротливо чернела после учинённого разгрома. Её разобрали без особых хлопот, погрузили на нарты и окружили мачту, на которой трепетало алое полотнище, развевавшееся 376 дней над арк- тическими льдами. Сомов обрезал фал, и тот медленно, словно нехотя, пополз вниз. Раздался залп, второй, третий. Всё. Финиш. Дрейфующая станция «Северный полюс – 2» прекратила своё существование.

Комаров сел за баранку, выжал сцепление и дал газ. Машина медленно покатилась на аэродром. Мы потопали следом за ней. Дорогу за ночь перемело, и нам то и дело приходилось вызволять «газик» из глубоких сугробов. Ветер усилился, швыряя в лицо горсти снега. Наконец машина выбралась на лёд аэродромной полосы и увеличила скорость. Позади неё из стороны в сторону болтались тяжело нагруженные нарты. Из притороченного к ним большого ящика с решёткой выглядывали растерянные мордочки щенков. Мы разобрали последнюю палатку, служившую убежищем для строителей аэродрома, и один за другим поднялись по стремянке в мазуруковский «Ил», где борт-механик Камирный уже накрыл для гостей стол. Только Ваня Петров со своими громоздкими ящиками, набитыми оборудованием гляциологов, погрузился в самолёт Титлова.

Двигатели прибавили обороты, и машина, набирая скорость, покатилась по полосе. Быстрее, быстрее. И вот уже колёса оторвались ото льда. Мы в воздухе. Мазурук делает прощальный круг над руинами лагеря. Мы до боли в глазах всматриваемся в чёрные пятачки вросших в лёд палаток, грозные валы торосов и редеющий столбик дыма над костром.

Герой Советского Союза полярный лётчик И.С. Котов

Герой Советского Союза лётчик И. Черевичный (справа) и полярный штурман В. Аккуратов

У могилы полярных лётчиков Шикова и Воробьёва на мысе Челюскин

Герой Советского Союза И. Мазурук

Эпилог

Миновало три года. И снова надо мной был купол палатки, в иллюминатор заглядывал луч незаходящего полярного солнца, и позёмка тихо скреблась в кирзовую стенку.

Я снова на льдине, снова в роли врача и на этот раз – завхоза, должности столь же ненавистной, как и прошлая – повара. Теперь нас именуют «Северный полюс – 3». На станции 17 человек, и среди них трое – друзья по незабываемому дрейфу СП-2: радист Костя Курко, шифровальщик Саша Дмитриев и механик Михаил Комаров. Мы уже два месяца как обосновались в нашем новом ледяном лагере и с нетерпением ждём главной новости: сообщения геофизиков о прибытии льдины на Северный полюс. Однако новость, услышанная нами, была ещё более удивительной.

– Доктор, – раздался за стенкой палатки голос радиста Лёни Разбаша, – Константин Митрофанович просит срочно зайти на радиостанцию.

Я встревожился и, быстро одевшись, помчался к радистам, на ходу прикидывая, что там могло приключиться. Едва я переступил порог радиостанции, как Саша Дмитриев, сидевший рядом с Костей, вскочил на ноги.

– Виталий, – радостно воскликнул он, – наша льдина отыскала нас! Представляешь? Масленников во время ледовой разведки её не- ожиданно обнаружил. Жаль только, сесть ему не удалось. Как назло, по соседству не оказалось ни одного порядочного поля.

Действительно, лётчик Виталий Масленников, совершая полёты в районе Полюса относительной недоступности, где была высажена одновременно с нашей дрейфующая станция «Северный полюс – 4», обнаружил среди льдов всего в 300 километрах от неё палатки никому не ведомой экспедиции. Ошеломлённые открытием, они прошли бреющим полётом над льдиной и лишь тогда поняли, что это остатки нашей доброй СП-2.

Немедленно было принято решение высадиться на неё. И это было не только ностальгическое любопытство. Для учёных крайне важно было обследовать состояние льдины, узнать, насколько изменилась её поверхность, что произошло с ледяными валами, сокрушившими лагерь, какие превращения претерпела льдина за три прошедших года. Однако и второй полёт не принёс успеха. И третий, и четвёртый. Льдина словно сквозь землю провалилась.

6 июня 1954 года с дрейфующей станции СП-4 поднялся вертолёт Ми-4 и взял курс на север, туда, где лётчик Лебедев обнаружил льдину, покинутую три года назад зимовщиками станции СП-2. Вертолёт был в воздухе уже часа полтора, как вдруг командир машины В.Е. Мельников, обернувшись, крикнул в открытую дверцу пилотской:

– Внимание! Вижу по курсу сомовскую льдину.

Все приникли к иллюминаторам.

Вертолёт сделал круг над лагерными руинами и опустился неподалёку от фюзеляжа – кают-компании. Первым выпрыгнул на лёд Иван Григорьевич Петров. Под лучами незаходящего полярного солнца всё вокруг искрилось и сверкало.

– Вот это и есть наш старый лагерь, – сказал дрогнувшим голосом Ваня, пытаясь смахнуть набегающие слёзы.

Все молча столпились вокруг, понимая, сколь волнительна для него эта встреча с прошлым. Первым молчание нарушил Александр Григорьевич Дралкин. Почти четыре года назад он вместе с Сомовым высадился на эту льдину, ставшую надолго островом жизни для маленькой группы зимовщиков.

– Давай, Иван, поделись с нами своими воспоминаниями, – сказал он, оглядываясь по сторонам.

– Это наш лагерь, где мы едва не погибли в