Люди стали угрюмо расходиться, кто-то поднял рыбака под мышки и оттащил к крыльцу ближайшей хижины.

Каролос уже шел к погодной станции, мы поспешили за ним.

– Это он не со зла, – объяснил Ульрих, складывая белесые брови домиком. – Просто навидался всякого. Лучше так, чем после ареста подсчитывать изувеченные трупы добровольцев и писать рапорт.

Я кивнул, вспомнив последствия заварушки, которую устроил де Кола.

У парадного входа башни мы остановились и перевели дыхание, восстанавливая запас сил до максимума. Доносился шум волн, ветер лениво покачивал флюгер на крыше, поворачивая стрелку вправо-влево, словно играл в считалочку. Ульрих постучал.

Дверь открыл Кельвин и захлопал глазами, увидев маршальские кители и сверкающие звезды на кожаных шляпах. Курительная трубка выпала у него изо рта и глухо стукнула об пол.

– З-здравствуйте, – сказал он.

– Где Фабиан Кульм? – мягко спросил Ульрих.

– Мам, пап? – неуверенно позвал Кельвин.

Из смежной с холлом комнаты показалась жена Фабиана и замерла в дверях, беззаботная улыбка слетела с губ. На лестнице раздался топот – ученый торопливо спускался. Правая рука Каролоса лежала на рукояти сабли, левой он достал из кобуры кавалерийский пистолет.

Фабиан увидел маршалов, глаза расширились, полностью заполнив стекла очков. Он посмотрел на меня и дернул уголком рта. Однако ученый продолжил спускаться твердым шагом и подошел к нам с непроницаемым выражением лица.

– Добрый день, офицеры. Выйдем наружу, кажется, вы смущаете мою семью.

В напряженном молчании мы вчетвером вышли на крыльцо башни, Фабиан притворил дверь и сказал:

– Фабиан Кульм, фламин Голубого баала, старший научный сотрудник Погодной обсерватории Бовангры, заведующий Ормской гидрологической и погодной станцией, к вашим услугам.

– Ульрих Янсон, маршал четвертого ранга Международной службы маршалов по надзору за темным наследием. Вы обвиняетесь в исследовании и применении гоэтии. Исследование карается штрафом от пяти тысяч марок или тюремным заключением. Практика карается пожизненным заключением или казнью через повешение.

"Пожизненное заключение, – подумал я, – пожизненное заключение за практику гоэтии". Из любой тюрьмы можно сбежать, но дальнейшая игра станет явно сложнее. А вдруг казнь приравнивается к гибели в смертельной дуэли, и персонаж стирается? Кажется, я рискую сильнее, чем предполагал. Ульрих продолжал:

– Обвинения могут быть сняты в дальнейшем, но сейчас я прошу ваши запястья, – баргенец вытянул перед собой кандалы с непонятными серебристыми надписями вдоль браслетов.

– И что потом? – спросил Фабиан, игнорируя наручники. Солнечный свет бликовал в линзах очков, не давая различить выражение глаз.

– Мы проведем на станции обыск, после чего доставим вас в отделение. Если имеет место ошибка, то вам нечего опасаться.

– Мне нужно сказать семье, – медленно сказал Фабиан и двинулся к двери.

Каролос выхватил пистолет и нацелился на ученого.

– Только после того, как наденете наручники, – сказал Ульрих мягким голосом, но бескомпромиссным тоном.

Фабиан оглянулся на море и некоторое время смотрел на волны, глубоко вдыхая бриз. Когда он оторвал взгляд, то я увидел струйки слез, текущие из-под очков.

– Я никогда не использовал гоэтию во вред, – сказал он, качая головой. – Только ради науки. С помощью духов я исследую тайны океана, они собирают сведения, ныряют на глубины, недоступные человечеству, понимаете? Я предсказываю морские штормы и погоду на суше. Это все на благо человечества.

– Руки, – сказал Каролос.

Фабиан вздохнул. Слезы высохли, словно на внутреннем море наступил отлив.

– А ведь мы неплохо поладили, сэр рыцарь, – сказал Фабиан. Жаль, что ты ошибся.

– В чем? – спросил я.

– В выборе стороны. И я не о Службе маршалов, – он подмигнул мне, и в этот момент его глаза стали полностью черными.

Я вздрогнул от внезапной музыки – вдарили тяжелые гитары, закричал дикий языческий хор. Каролос выстрелил. Пуля попала в чернокнижника, но, коснувшись щеки, растворилась в черной дымке.

Фабиан взмахнул рукой – с ладони сорвалось несколько капель крови – на землю упала и разбилась глиняная баночка. Завыл ветер, поднимая песок и вырывая чахлые кустики, флюгер на крыше завертелся бешеным пропеллером. Солнце померкло от сгустившихся туч.

Каролос стрелял, но здоровье чернокнижника не уменьшалось. Я увидел две длинные тени, расходящиеся от ступней Фабиана в разные стороны: одна из теней становилась короче после каждого выстрела. Я применил Финишную прямую, протрубил в рог, и атаковал Фабиана из винтовки.

Чернокнижника обуяло пламя – Ульрих держал в руках массивную пушку с баллоном у основания, из дула вырывалась узкая струя горящего газа. Одна из теней пропала, начала сокращаться вторая. Тут Фабиан вскинул руку.

– Рапинай! – хрипло крикнул Каролос. – Не кучковаться!

Огромная голова с развевающимися седыми волосами с хохотом раскрыла клыкастую пасть и обрушилась на Ульриха, с ходу отняв две сотни хитов. Тот встретил духа потоком огня. Рапинай зашипел по-звериному и стал летать вокруг Ульриха кругами.

Маршал вертелся на месте, огонь отпугивал духа, мешая им управлять, но огнемет не поспевал за резкими движениями и расплевывал топливо попусту, не нанося рапинаю вреда. Поток огня прекратился, Ульрих отбросил пустой баллон и отбежал к стене башни, занявшись долгой перезарядкой.

– Прикрой! – крикнул он.

Каролос прекратил расстреливать чернокнижника и в молниеносном прыжке очутился между Ульрихом и летящим