В голове у Кирилла крутилась фраза из фильма, озвученного еще Володарским: операция прошла успешно, пациент скончался. Хирург тогда урезонил хихикнувшего студента и сказал, что зона ответственности врача – проведение операции, а не управление жизнью и смертью. Кирилл отгонял от себя навязчивую сцену, подозревая, что хитрый мозг заранее готовит оправдание на случай провала.

Вместе с Роджером они вышли на сцену и официально приветствовали собравшихся, после чего Роджер представил ключевых гостей и партнеров института. Кирилл объяснил суть проекта "Психикон", подкрепляя речь слайдами, и перешел к краткому описанию истории пациента. С каждым словом обстановка становилась все более интригующей. Казалось, слушатели стали единым многоликим существом, которое вдруг ожило, зашевелилось и забормотало – волнительно, недоверчиво, с любопытством.

В моменты, когда голос начинал подрагивать, Кирилл прикладывался к бутылке с водой, будто просто охрип, а не балансирует на грани обморока. Как же давно он не выступал публично. Впрочем, практика ораторских навыков сейчас все равно не помогла бы унять волнение – его научный проект приблизился к решающему этапу, который резюмирует годы работы и определит будущее. Настал самый ответственный момент его жизни.

Кирилл надел гарнитуру для связи с Аркадием и прерывисто вздохнул. Поймал взгляд Кристины. Она расположилась в боковой части аудитории, словно опасаясь того, что будет происходить на экране. Сидевший рядом Жора помахал ему рукой и сложил пальцы в "козу", словно на рок-концерте.

Пора.

Кирилл вывел трансляцию на экран.

***

Все отлично.

Стрим идет.

Рядом со мной плавал в пространстве эфемерный глаз – виртуальная камера. Было в этом что-то трансцендентное, будто за мной наблюдали высшие силы или даже сам Создатель. Какое привычное ощущение, когда есть зрители! Правда, сейчас на меня смотрят не ленивые геймеры, а избранная публика, комментировать мои действия будут ученые мужи, а роль донатов исполняют миллионные инвестиции и гранты. Кажись, я здорово подпрыгнул по карьерной лестнице – примерно до звезд! Тем не менее задачи мои были плюс-минус прежние: выигрывать и делать это красиво. Играть эту жизнь.

– Ну что, друзьятушки, – сказал я и ухмыльнулся, представив выражение лиц ученых и бизнесменов, – пока вы все собирались, я времени зря не терял и подготовился к решающей схватке. Остался последний пункт подготовки. Приятного просмотра и хорошего настроения! Погнали!

Я отвернулся от парящего ока и вылез из оврага навстречу прохладному ночному ветру. На фоне едва подсвеченного на горизонте неба рисовались четкие очертания форта. Форт застыл непроглядно-черной громадой, ни одно окно не светилось – хороший знак. Надеюсь, связи сэра Мармиллиона не подвели и все рыцари покинули строение. Сейчас им не место на ферме прокачки.

Все равно стараясь не создавать лишнего шума, я прокрался к боковой стене, которая скрывала зал с Клекотом. Единственное, что я предпочел скрыть от публики, так это Розет. За это время она стала частью моей личной жизни в самых странных смыслах этого слова. "Дорогая, – позвал я мысленно, – а можешь ли ты организовать мне зрение, какое давала способность Чуткость?" "Получай", – ответила Розет. Бледно-красные линии мелькнули за каменными валунами, рисуя очертания огромной птицы, скрючившейся в тесной для нее комнатке – комнатке, какую люди называют залом.

В этот раз я пришел не за прокачкой.

Я достал лопату.

К взрывному делу я никогда не тяготел, но Генка, точнее его копия в моем воображении, убедил меня, что все получится. Я выкопал вертикальную яму впритык к стене, после чего, ругаясь и пыхтя, стал расширять яму на дне. В результате получился подкоп, достаточный для установки динамита. Оружейный цех "Бахен" подготовил оптимальную порцию взрывчатки специально для этой затеи.

Я возвращался к оврагу с катушкой в руках. За мной раскручивался пресловутый бикфордов шнур. Хорошенько устроившись в укрытии так, чтобы меня не звездануло случайно прилетевшим булыжником, я чиркнул спичкой. Кончик шнура заискрился бенгальским огоньком, который резво побежал вверх – из оврага и к взрывчатке. Сначала бенгальский огонь, затем – фейерверк!

Громыхнуло так, что меня, прижавшегося с стенке оврага, словно бык боднул в спину.Ночь озарилась багровой вспышкой. На меня посыпались комья земли, в дерево на другом краю оврага прилетел кирпич – с треском обломилась ветка толщиной с мою ногу.

Я выскочил и побежал к форту, который сбоку напоминал огромную картонную коробку, вскрытую бензопилой. Остатки каменной кладки разваливались с глухим рокотом, в туче пыли еще виднелись неровные багровые отсветы. Я был уже на месте, когда бесформенная куча камней и деревянных балок зашевелилась. Немыслимо было ассоциировать это стихийное движение с чем-то живым, но это было так.

Титанических размеров птица медленно подняла голову с длинным хищным клювом, перья переливались, словно металлические. Вот распрямилось первое крыло – ударил порыв ураганного ветра, второе крыло встретило на своем пути фрагмент стены, и тот брызнул камнями во все стороны, словно от еще одного взрыва. Кусок бетона с кулак величиной ударил мне в лицо, но я лишь поморщился: на моем заоблачном уровне прокачки я мог бы даже не прятаться от взрыва в овраге, но решил не выделываться понапрасну.

Огромная бессмертная птица не вызывала у меня страха, наоборот, при взгляде на нее в душе возникал детский восторг и ликование, будто после долгой разлуки я встретил любимого питомца, с которым провел все детство. Я подошел к Клекоту, разводя руки во всю ширь.

Клекот склонил голову набок, желтый глаз смотрел пристально и сурово, как наводящий луч ракетной установки. Клюв у основания чуть изгибался вверх, напоминая ироничную полуусмешку, какая бывает у людей, наделенных большой властью или мудростью. Голова плавно опустилась до уровня моего лица, гладкая и горячая поверхность клюва уперлась мне в лоб. Неожиданно для себя я прослезился.

– Прости меня, – прошептал