Поглаживая безупречные перья, я услышал, как Клекот умиротворенно вздохнул.

***

На экране Аркадий летел верхом на огромной птице. Вокруг клубились темные облака, далеко внизу за кромкой горизонта пробивался будущий рассвет.

– Что это за существо? – воскликнул кто-то в зале.

– Я и сам хотел бы проверить эту птицу Рух своим идентификатором, – сказал Кирилл. – Пока не стану делать поспешных выводов.

– Возможно, птица как-то связана с духовной силой или символизирует сам дух человека, – подал голос Дедалов.

Раздался голос одного из спонсоров института:

– А получится туда вставить рекламу?

– Не думал об этом, – сказал Кирилл, нахмурившись. – Хотя в некотором смысле Психикон Аркадия рекламирует игру "Сандарум Онлайн".

Он медленно повел взглядом по первому ряду, высматривая, не хочет ли высказаться еще кто-нибудь. Пожилой нейрофизиолог кавказской национальности сидел выпрямившись и без единого движения, словно парализованный. Встретив взгляд Кирилла, он сказал:

– Вы, верно, показываете нам какое-то кино.

Боже, какие еще нужны доказательства функциональности Психикона?! Им показывают чудо – психическую динамику в живых образах! Неужели демонстрация оказалась настолько яркой, что перешла грань и стала казаться фантастикой? Кирилл собирался ответить саркастично, но вмешалась внезапная мысль.

– А вы правы, – сказал он. – Ассоциация с кино не случайна. Я думаю, что автор фильма, если он действительно вкладывает душу в свое творение, в какой-то мере демонстрирует зрителю свой Психикон. Спасибо.

Он повел взгляд дальше и наткнулся на седобородого профессора психологии. Тот как раз закончил что-то обсуждать с Дедаловым, и прильнул к своему микрофону. Он говорил слишком близко, отчего звук получился с перегрузкой:

– Будьте добры, зафиксируйте мою гипотезу. Не могу сказать насчет птицы, но ваш пациент представляется мне мифологическим Прометеем. И посмотрите – он действительно устроил взрыв, который можно интерпретировать как одну из форм огня. А в аналитической психологии Прометей выступает архетипом индивидуалистического начала в человеке.

Вот от кого понабрался Дедалов! Или наоборот? Кирилл поблагодарил профессора и оглядел аудиторию. Думая, что ему показалось, он сместил очки к кончику носа, чтобы разглядеть последний ряд. Он не ошибся: дама рядом с Муллагалеевым лузгала арахис в скорлупе. Пока психолог размышлял, следует ли сделать ей замечание, экран за его спиной стал ярче, по залу прошел ропот. Он обернулся.

***

Внизу проносились земли Сандарума, словно я пережил апофеоз и теперь наблюдал мир с божественной высоты. В первые секунды полета на Клекоте у меня захватило дух, как в детстве на аттракционе, а затем это разрывающее грудь ощущение распространилось по всему телу и стало постоянным. Я мог бы хохотать и плакать, но все равно не выразил бы и толики того, что чувствовал.

Из сырой облачной мглы я разглядел Бовангру, которая распласталась на одном из рукавов реки Рессо. Столица Луарции в утреннем тумане светилась окнами жилых кварталов, дымили на краю города фабричные трубы – словно вставшая с рассветом бригада рабочих дружно закурила и принялась за работу. Чутко откликаясь на мои мысли, Клекот взмахнул крыльями и стал снижаться.

В центре города раскинулся парк, чьи симметричные аллеи сходились к площади перед величественным орденским собором, похожим на белый кремовый торт с красной глазурью черепицы.

Первые лучи солнца заиграли на разноцветной мозаике баальской звезды, закрывающей весь фронтон собора, словно стеклянная стена пентхауса. Клекот врезался в центр звезды, взрывая ее на миллионы осколков. Мощные лапы вцепились в карниз, голова нырнула в главный зал.

Сидя у основания шеи, я огляделся в поисках хозяина собора.

В центре зала с кресла, которое впору назвать троном, поднялась высокая фигура в красных доспехах. Я обратил внимание на его нагрудник – доспех отремонтировали, но я знал и буквально чувствовал, как за красной металлической чешуей бьется мое сердце. Тем более отчетливо я ощутил холод в собственной груди, прикрытой бинтом.

Клекот ударил клювом, и Магистр отлетел вглубь зала, снося предметы интерьера. Он врезался в каменную стену, закрытую гобеленом с эпическими сюжетами, по стене расползлись трещины. Неплохое приветствие, хотя я бы предпочел снимать нанизанное на клюв тело!

Я спрыгнул на пол и обнажил меч Дерека. Казалось, меч способен испепелить любого врага только лишь отблесками своего клинка. Под ногами хрустело разноцветное стекло, я шел вперед, а меня опережали лучи восходящего солнца.

– Я пришел сюда понтануться своей птичкой и забрать сердце. Как видишь, я уже понтанулся, – сказал я, выискивая взглядом Магистра.

Он не таился. Выбравшись из-под обломков, он встал во весь рост, и вдруг конвульсия сотрясла его тело. Магистр распростер руки в стороны и выгнулся грудью вперед. Тело рвалось вверх, словно кто-то тянул за нагрудник крюком. Раздался треск и хлопок, который едва не опрокинул меня на пол, – за спиной Магистра раскрылись красные перепончатые крылья, закрывающие половину зала. Ноги и руки его удлинились, я увидел громадные пальцы, заканчивающиеся черными когтями. Такой пятерней он мог бы сграбастать меня как детскую игрушку и держать в кулаке, словно в клетке!

Порыв горячего ветра ударил мне в лицо, и я почувствовал, как ноги отрываются от пола. Меня вышвырнуло наружу, между небом и землей, за мной полетели кресла, столы, шкафы. Словно парус распростерся гобелен и накрыл меня в полете, скрутил и спеленал.

Барахтаясь в эпическом гобелене, я бесславно летел вниз. Раздался крик Клекота, похожий на тот, что можно услышать от парящего в небе орла, но тысячекратно более мощный, заставляющий пространство дрожать. Что-то рвануло за край гобелена и подбросило меня вверх. Еще рывок – и меня вытряхнуло