– Вот я все Верке расскажу! – ехидно обещал Телепень и на всякий случай держался подальше, отодвигаясь на самый край сиденья.

Чебот же не мог сообщить свое мнение, потому что все еще был мертвецки пьян.

Костя никому не верил, потому что знал, что каждый здесь преследует свои интересы: Петр Сергеевич мстил за Аманду, Дядина интересовала идея-фикс – засекреченный пункт связи, а Телепень с пьяным Чеботом жаждали красиво, а главное, с пользой для здоровья провести время.

– Ты хотел сбежать? – нервничал Петр Сергеевич.

– Ты хотел нас предать? – волновался Дядин.

– Если бы хотел, то сбежал бы! – ответил им всем Костя прямо в возмущенные лица. – Если бы хотел, то предал! Не учите дедушку кашлять!!!

Они замолчали, потрясенные его откровенной мыслью, потому что в глубине души понимали, что неправы, что Костя настоящий «мститель», не какой-нибудь там хухры-мухры, а с характером, и к нему нужен особый подход. А раз неправы, думали они, и не хухры-мухры, то не будем на него сердиться. Свой он, свой до мозга костей! Так представлял Костя положение дел, а как было на самом деле, не знал.

А потом:

– Всех убили… – в сотый раз рассказывал Костя, – всех до единого. И того рыжего, конопатого, который меня пинал, и Буланова, то есть блондина с длинными волосами, и того, который пел громче всех.

– Борьку Анохина! – ахнул Петр Сергеевич. – Моего заместителя?! Ешкин кот!

– Да, Борьку, – кивнул Костя, хотя не запомнил, как звали того парня, чья голова валялась на ступенях бункера, а тело так и осталось стоять прислоненным к стене, забрызганной кровью до самого потолка. – А еще Андрюху Марфина, Серегу Лобастого, Кнура, Пашу Чибисова и Акела.

– Акела-то за что! – белугой ревел Петр Сергеевич, порываясь бежать на место их гибели и увидеть все своими глазами. – Нет, надо было мне остаться и не допустить бойни! Я бы им всем врезал! – Но было заметно, что он даже самому себе не верит. – Ведь… ведь… нас до этого никто никогда не трогал. У нас была негласная договоренность с кайманами. А может… – Он почему-то почти враждебно посмотрел на Костю: – Может, тебя искали?.. Ешкин кот!

– Не знаю, – ответил Костя. – А почему меня? Кто обо мне знает-то?

– Многие, – грубо сказал Дядин, – ты же сам проболтался, что являешься «мстителем».

Впервые он укорил Костю, и за этим крылась его досада, быть может, на то, что и Петр Сергеевич теперь был в курсе дела насчет засекреченного пункта связи. По крайней мере, так показалось Косте. Лучше было бы, если бы нас расстреляли, с горечью подумал он, и никто бы сейчас не упрекал меня в том, чего я не делал.

– Многие, – согласился Петр Сергеевич, – но только не мои пацаны. Нет среди них стукача. Это я точно знаю. Ешкин кот!

– Одна паршивая овца все стадо испортит, – веско сказал Дядин и упрямо тряхнул своей седой косичкой.

– Может, и была такая овца, – внезапно миролюбиво согласился Петр Сергеевич и поддал скорости. – Кто знает?

Они неслись на запад, минуя центральные улицы, выбирая переулки и лесочки. Несколько раз вдали мелькал черный вертолет, но им необычайно везло, потому что он их не замечал, а они вовремя успевали то нырнуть под сень деревьев, то спрятаться в подворотне. Небо затянули кучевые облака, и принялся накрапывать мелкий дождь. В общем и целом судьба благоприятствовала им в их миссии. И это было обещанием удачи.

Города видно не было, он только угадывался в серой дымке, зато Стена, как и прежде, возвышалась над ним и даже отсюда, из Сестрорецка, казалась черной и неприступной, как символ той счастливой жизни, к которой нет возврата. «Если ты познал счастье, – часто говорил приемный отец Семен Тимофеевич, – то другого тебе не захочется до конца жизни».

Балтику штормило, она была белая-белая, словно зимой, только зеленые деревья на мысу, которые вовсю рвал ветер, свидетельствовали о том, что стоял конец месяца мая, когда погода неустойчива, когда с севера приходят холодные ветра, а солнце еще не способно согреть землю и лукавит, озаряя ее своими желтыми-желтыми лучами.

– Ну что, видно что-нибудь? – нетерпеливо спрашивал Дядин у Петра Сергеевича, который разглядывал Финский залив в бинокль.

На Костю они как будто не обращали внимания, словно его не было и в помине, словно они точно знали, куда плыть и что делать. А на самом деле, думал Костя, они всего лишь угадали пару-тройку пазлов, и ему казалось, что только он один знает, где и как найти хорошо засекреченный пункт связи. Не то чтобы он сопротивлялся их желанию, просто все еще хотел чувствовать себя центром событий.

– Там это должно быть, там, – довольным голосом говорил Дядин и приводил следующий аргумент: – На фотографии, на знамени была указана «Тридцать первая флотилия Специальных работ». А где ей было дислоцироваться? Конечно, только на острове Котлин, и дураку ясно, – при этом он делал вид, что не замечает Костю и что Костя не является «мстителем» номер пять тысяч сто.

Костю это обижало. Во-первых, если все было бы так просто, то не надо было вообще мудрить с «мстителями», а во-вторых, он действительно ничего не помнил: ни этого низкого берега, ни этой непогоды. Не было такой картины в его памяти. Оба считали, что Костя все забыл или напутал, и действовали по своему разумению. Ладно, думал Костя, посмотрим, чья возьмет, хотя, с другой стороны, возьмет ли вообще? Он уже и сам сомневаться в своих воспоминаниях. Какой от них толк? Вот на нем и поставили большой и жирный крест.

Чебот неутомимо блевал в кустах, а Телепень, как ни в чем не бывало знай себе цедил тихонько бражку и в ус не дул, только насмешливо поглядывал на больного Чебота. На его лице было написано многозначительное: «Меньше пить надо».

– Ну, скоро уже? – спрашивал Чебот, возвращаясь из прогулки в кусты. – А то мне здесь торчать невмоготу, полежать хочу где-нибудь. – И с тоской смотрел на стоящую за деревьями «росомаху».

Ветер дул беспрерывно, нагоняя на прибрежные валуны серую волну.

– Не будет его сегодня, – уверенно сказал Дядин. – Не будет… Погода вишь какая, чертополошная…

Чебот снова поспешно удалялся в ближайшие кусты, и оттуда доносились его мучительные стоны. Время бежало, как вода в Парашке, – стремительно и незаметно.

Наконец Петр Сергеевич разглядел:

– Идет! Ешкин кот!

– Дай-ка мне! – Дядин выхватил у него бинокль и приник к окулярам.

Но уже и невооруженным взглядом было видно, что к берегу, то и дело пропадая среди волн, чапает баркас. Кто, как и почему его вызвал, так и осталось для Кости тайной. После разговоров в «росомахе» со всякими намеками и недоговоренностями расспрашивать он не решился, а дал себе слово больше молчать и слушать. Да и кому понравится, когда тебе рога наставляют, думал Костя, с превосходством поглядывая на Петра Сергеевича. Казалось, они с Дядиным нашли общий язык и понимали друг друга с полуслова, а он, Костя, им не нужен.