Ну, проходите же, Вася. Я вам рада. Садитесь. Знакомьтесь. Это мистер Мак Орлан, американский журналист.

— How do you do? — говорит Мак Орлан, протягивая руку.

— А мы знакомы! — улыбнулся Вася.

— Да? Не помню! — удивился американец.

— Вы приезжали к нам под Кривой Рог…

— А-а! — захохотал Мак Орлан. — Кривой Рог! Кривой Рог! Свиная тушенка! Свиная тушенка нехорошо, да?

— Я запомнил вас. Вы были единственный американец, которого я встречал на войне.

— Черт вас возьми, — закричал Мак Орлан. — Это было всего год назад. Вы были в Кривом Роге, а сейчас вы в Германии. Вы, русские, очень быстро ходите. Даже страшно.

— Нам медленно ходить нельзя. Мы свой шаг кровью оплачиваем, — сказал Вася, присаживаясь у кровати. — А помните, как мой товарищ, Дорошенко, говорил вам тогда: «Сегодня нам еще нужен второй фронт, а завтра…»

— Но второй фронт сейчас есть! — вскричал Мак Орлан.

— А зачем он нам теперь? — пожал плечами Вася. — Мы и сами управились.

— Но вы ранены, Вася? — сказала Ирина.

— Пустяки! Вот вы, говорят, давно лежите. Плохо было?

— Не знаю… Но я не могла умереть, не побывав в России.

— Вот, вот! — понимающе отозвался Вася. — А я не мог умереть, не побывав в Берлине.

И они оба расхохотались.

— А-а! — насмешливо воскликнул Мак Орлан. — Теперь вы поедете в Россию, мисс Ирен?

— Нет! — жестко ответила она. — В Берлин. — И улыбнулась. — Для меня путь в Россию лежит через Берлин.

Вася засмеялся.

— Домой через Берлин, — у нас так все солдаты говорят.

— Или… к праотцам? — пожал плечами Мак Орлан. — На войне как на войне.

Вася иронически посмотрел на него и усмехнулся.

— А мы уж четыре года знаем, что на войне убивают. И знаете — не боимся…

…Прямо на зрителя мчится «виллис».

В нем капитан Вася Селиванов, Галя и Ирина. Ирина в польской военной форме.

Дороги Германии. Клены вдоль шоссе.

Грязь. Ранняя весна.

Подымается с сиденья Вася, протягивает вперед руку, кричит:

— Одер, друзья!

Машина останавливается у Одера.

Лед идет по реке…

— Лед тронулся, — говорит Галя.

— Разве ж это лед? Разве это ледоход? — презрительно отзывается Вася. — Лапша! Вот у нас ледоходы на Волге!..

— Расскажите о Волге, Вася! — тихо попросила Ирина.

Вася оглянулся на нее.

— Волга? — засмеялся он. — Разве про нее расскажешь. — Про нее петь надо! — Он посмотрел вокруг и даже сплюнул. — Нет, не нравится мне европейская природа, право. Чахотка! И лес — не лес, и степь — не степь, и река — не река.

— У нас красивей… — застенчиво сказала Галя.

— У нас! — даже задохнулся от восторга Вася. — У нас выйдешь в степь — боже ты мой! И петь хочется, и плакать, и жить, и любить… А тут…

— А тут? — засмеялась Ирина.

— Тут?.. Тут только выпить хочется от скуки.

— Нам торопиться надо, Вася! — напомнила Галя.

— Да, да. Поехали.

Они садятся в машину. Вася за рулем, рядом Галя. Они едут вдоль Одера… Тепло. Весна…

Вася чуть слышно мурлычет песенку. Галино плечо совсем близко к его плечу. Им хорошо сейчас обоим.

Ирина смотрит на них с нежной грустью.

— Скажите, — вдруг говорит она. — А как любят в России?

Вася удивленно обернулся к ней и вдруг покраснел.

Смутилась Галя.

Отодвинулась от Васи.

— Нет, не надо рассказывать! — улыбнулась Ирина. — Я вижу.

…Плацдарм на Одере.

Блиндаж командира полка.

Дорошенко обнимает Васю.

— Ты жив, чертушка, жив, жив! — радостно повторяет он и трясет капитана за плечи.

— Жив, подполковник. Разве меня шальною пулею смахнешь с земли? А у нас все живы?

— Все не все, а живем… Воюем!.. Нет, до чего ж я рад тебя видеть, капитан. Вот и не думал, что так обрадуюсь…

— Дай и мне тебя обнять, Вася, — говорит, выступая из темноты, Автономов. — А я чуть было о тебе некролог не написал.

Они обнимаются.

— Жаль не написал, я бы прочел, что ты обо мне в самом деле думаешь, — смеется Вася.

— А я всегда что думаю, то и пишу. Даже о живых.

— Ох, страшный ты человек, Федор Петрович! Который уж вещевой мешок пошел с рукописями-то, а? И все ведь о нас с Дорошенко… Даже страшно! — И Вася обернулся к своим спутницам. — Это — Ирина, — представил он девушку из Жолибужа. — Пан поручик Ирина.

Ирина сдержанно козыряет Дорошенко.

— Здравствуйте, Ирина. Я не узнал вас, — обрадовался Автономов.

— Постарела? — усмехнулась она. — Здравствуйте.

— Вы в польской армии?

— Да… Мы соседи.

— Польский корпус правее нас, — сказал Дорошенко. — Рядом драться будем.

— Да, рядом… — вздохнула Ирина. — Ну, ничего! После Берлина я надеюсь быть не только соседкой…

— А это Галя… — сказал Селиванов.

Галя выступила из темноты.

— Это Галя! — значительно повторил Вася.

Галя внимательно посмотрела на Дорошенко.

— Очень рад вам, Галя! — сказал подполковник и протянул ей руку.

— И я тоже… — пробормотала она.

Непонятное молчание вдруг наступило в блиндаже.

— Ну что ж! — сказал Вася решительно. — Мы солдаты. Лучше сразу! — И посмотрел прямо в глаза Дорошенко.

Автономов тревожно заворочался.

— Я слушаю… — тихо ответил побледневший подполковник.

— Галя была… подругою вашей Гали, Игнат Андреич!

— Была? — тихо переспросил Дорошенко. (Пауза).

— Д-да… Была… — ответил Вася и опустил голову. (Долгая пауза.)

— Так, — сказал, наконец, Дорошенко. — Ничего… Мы солдаты. Говори, Галя.

…Уже совсем темно в блиндаже. Чуть мерцает огонек «летучей мыши».

Галя заканчивает рассказ.

— Непокорная была ваша Галя. Ох, какая смелая и хорошая! И они… замучили ее. Замучили… Нам даже похоронить не дали. Увезли ночью.

Молча слушает Дорошенко.

Потом так же молча встает и уходит.

…Он стоит у блиндажа под дубом.

Смотрит на запад.

Там, за Одером, — туман, ночь, враги…

Оставшиеся в блиндаже сидят молча.

— А он так надеялся! — произнес Селиванов. — С тем и шел в Германию, чтоб Галю найти.

— Не за тем шел! — отвечает Автономов. — Нет, не за тем! — Он вдруг встал, взволнованно прошел из угла в угол, остановился. — Эх, нет у меня слов, нет у меня слов таких, чтоб рассказать нашим людям… о них же… О том, какие они. Какие они красивые и благородные люди!

…Стоит Дорошенко под дубом, смотрит за Одер.

Тихо плещется река.

Ночь. Неслышно подошла Ирина.

Стала рядом.

Тоже смотрит за Одер.

…И сразу — загрохотали пушки.

Ночь.

Ракеты.

Наступление.

В блиндаже у телефона подтянутый, строгий Дорошенко.

— Да, — говорит он в трубку. — Готов. Есть. Спасибо. Да. — Вдруг он поежился, втянул плечи, голос стал глуше. — Да, так точно. Да. Получил печальную весть. Да. Дочь… Да. Галей звали. Да… семнадцать… (Пауза.) Спасибо за сочувствие, товарищ генерал. Нет, ничего… Спасибо… У меня сердце каменное, товарищ генерал… насколько может быть каменным сердце человека…