— Разумеется. В конце концов, в неделе не так уж много вторников, — слегка улыбнувшись, промолвил Себастьян. — Но ты скажешь мне, кто заплатил тебе доле пороховой фабрикой? Это очень важно.

Каслфорд задумчиво посмотрел на графин с бренди, однако передумал пить.

— Так уж случилось, что это касалось другого дела, которым я занимался по вторникам. Но мне не понравилось, что кто-то пытается скрыть свои грязные делишки за моим именем. Без сомнения, он решил, что, когда все улики укажут на меня, следствие закончится. Подобные умозаключения несправедливы, однако они позволяют почувствовать, как чудесно быть герцогом. И все же нехорошо использовать в качестве преимущества то, что служит преимуществом другому человеку, особенно если ты не герцог. — Каслфорд сдержал зевок. — Пожалуйста, сядь, а то ты напоминаешь мне моего старого наставника, который вечно возвышался надо мной.

Себастьян сел.

— Его имя? — спросил он.

— Тебя действительно очень не любят в Совете по боеприпасам и вещевому снабжению. Тебе это известно? Говоря о тебе, они используют весьма сильные выражения. От слов Оукса у меня уши горят, а Малгрейв вообще тебе не доверяет.

— Ты провел два последних вторника за разговорами со старшими офицерами Совета по боеприпасам? — удивился Себастьян.

— Кое-что не имело смысла, и я решил, что они помогут мне во всем разобраться. И я пришел к выводу, что мне нравится, когда во вторник я могу многое понять.

— Вот что с тобой делает трезвость.

— Отсюда и хандра. — Упершись локтями в колени, Каслфорд наклонился вперед и очень трезвым взглядом посмотрел на Себастьяна. — Так вот… Похоже… правда, я этого совсем не помню… что я получил такую своеобразную оплату карточного долга от Персиваля Кеннингтона.

— От Кеннингтона?! — оторопел Себастьян.

— Странно, не правда ли? Кто бы мог подумать, что он дойдет до такого, то есть до торговли? И, судя по словам Гудейла, он не одинок. Потому что его друг Саймс-Уилверт тоже вовлечен в это. Двое солидных сыновей баронов в буквальном смысле слова упираются плечами в точильные камни, чтобы производить порох ради большого случая.

Каслфорд был удовлетворен: его слова поразили Себастьяна. Ему и в голову ни разу не пришло, что Петтигру и Эвершем — двое знакомых ему людей. Черт возьми, о чем они только думали? Получаемая ими финансовая выгода не стоила такого риска. А теперь они живут, зная, что их поступки стали причиной смерти невинных людей… Господи, он же хотел преподнести Моргану подарок и позволить ему рассудить это дело по справедливости, и вот теперь выясняется, что в нем замешаны его ближайшие друзья…

— Ну вот, Саммерхейз, ты хотел быть ангелом-мстителем, а вместо этого ступил на путь дьявола. — Каслфорд внимательно смотрел на Себастьяна. И в его взгляде не было насмешки. Нет, это были глаза друга, которого он знал в давние времена, с которым они понимали друг друга без слов и который не без причины попросил Гудейла уйти.

— Так зачем же ты все-таки разговаривал с офицерами Совета по боеприпасам?

— Чтобы выразить им мое глубочайшее недовольство, — ответил Каслфорд. — Всем известно, что эти двое — глупцы. Ты бы стал покупать у них порох? Черт, да я бы ни крупинки у них не купил, вздумай они продать его мне. Черт возьми, мне наплевать на то, что они, скрываясь, назвали компанию именами то ли своих тетушек, то ли любимых лошадей. Но члены Совета были обязаны знать, что они — владельцы мастерских. И все же они имели с ними дело. — Он снова откинулся на спинку кресла. — Непонятно только почему.

Каслфорд не сказал больше ничего. Но последнее предложение выразило его мнение. В нем чувствовалась забота старого друга. Потому что они оба понимали: ни Кеннингтон, ни Саймс-Уилверт не могли самостоятельно установить контакты с Советом. Кто-то сделал это от их имени.

Женщина понимает, когда голова мужчины занята не ею. Особенно когда они лежат в постели.

Одрианна чувствовала, что хоть поцелуи и ласки Себастьяна были, как всегда, полны страсти, его внимание поглощено чем-то другим.

В результате и ее желание стало гаснуть. Накрыв его руку своей рукой, она положила ее себе на грудь.

Она никогда прежде не останавливала его, однако притворяться не могла и не хотела делать вид, что сгорает от страсти.

Похоже, Себастьян не возражал. Он надолго замер, а потом сел и потянулся за своим халатом.

— Извини, — бросил он.

С этими словами Себастьян ушел. Она слышала какие-то шорохи в его гардеробной, примыкающей к ее комнате. Одрианна встала, чтобы посмотреть, что происходит. Себастьян уже успел одеться и натягивал сапоги.

— Мне нужно подышать свежим воздухом, чтобы проветрить голову, — промолвил он.

Похоже, он был чем-то опечален и подавлен. Таким Одрианна его еще не видела.

— Что с тобой? — спросила она. — О чем ты думаешь?

Заставив себя улыбнуться, Себастьян подошел к жене и поцеловал ее в лоб.

— Иди спать, — сказал он.

Заснуть ей точно не удастся, поэтому Одрианна и пробовать не стала. Вернувшись к себе, она нырнула за портьеры, чтобы выглянуть в окно. Скоро она увидела мужа в саду: его фигура была освещена лунным светом. Может, все дело в том, что была ночь, но казалось, Себастьян как-то трагически одинок.

Завернувшись в свою удобную шаль, Одрианна сунула ноги в тапочки и, взяв тонкую свечу, чтобы осветить себе путь, вышла из комнаты и начала спускаться вниз.

Погруженный в свои мысли, Себастьян не сразу заметил жену. Похоже, он не замечал и того, что за последние четверть часа ни разу не шевельнулся.

Наконец он ее увидел и протянул ей навстречу руку. Когда Себастьян обнял Одрианну за плечи, его мрачное настроение передалось и ей. Она поняла, что не ошиблась: его терзает какая-то печаль.

— Что с тобой происходит? — снова спросила она.

Себастьян поцеловал ее в голову.

— Видишь ли, передо мной стоит очень сложная задача, — ответил он. — Пожалуй, впервые в жизни я не знаю, что делать. Мне никогда и в голову не приходило, что я могу так неправильно оценивать ситуацию, что меня вполне можно обвинить в глупости.

— Надеюсь, это не из-за меня?

— Нет, не из-за тебя, — покачал он головой. — Ты — сплошная доброта и честность. Дело касается моего брата. Думаю — хоть мне и очень не хочется подозревать это, — что он все время знал правду про испорченный порох. И мне страшно… Я опасаюсь, что все это время он интересовался этим делом не потому, что жаждал справедливости. Нет! Он проявлял любопытство, потому что хотел убедиться в том, что никто не узнал о его собственной роли в этом деле.

Одрианна испытала шок от его слов.

— У тебя должна быть какая-то веская причина говорить такое, иначе ты бы промолчал, — заметила Одрианна. — Но… Это непостижимо.