Да, — подтверждает она с широкой улыбкой. — Горизонты. Поверь мне, это лучшее, что можно слушать, когда ты отмораживаешь задницу в ванне.

— Я тебе не верю и считаю, что это ложь.

— Я сузила список до двух треков. Я даже побуду милой и позволю тебе выбрать. Что это будет? Африканский Бушвельд или тростники Северной Каролины?

— Я чертовски ненавижу Северную Каролину.

— Значит, Африка.

Мгновение спустя мы оба погружаемся в свои собственные ванны с холодной водой. Джиджи издает крик отчаяния в тот момент, когда ее тело оказывается под водой.

— Признание, — хрипло выдыхает она.

Я с удивлением оглядываюсь, положив руки на края ванны.

— Как бы мне ни хотелось похвастаться своим мастерством в холодной воде, я ненавижу ледяные ванны с холодом тысячи ледников.

Я полностью согласен. Но то, что делает тебя великим, не всегда кажется великим.

— Когда мне было чуть за двадцать, ко мне воззвал африканский бушвельд. Он пригласил меня в провокационное путешествие, пообещав нефильтрованный пир для моих ушей. Даже сейчас, десятилетия спустя, я никогда не забуду его грубый, характерный зов.

— О Боже, — стону я. — За что.

— ...Я помню трубный звук матери-слонихи, зовущей своего детеныша через саванну. Неустанное жужжание африканской цикады, когда я курил трубку у костра. Той ночью я узнал, что hadeda ibis получил свое название из-за самого издаваемого им звука. haa-haahaa-de-dah... такой пронзительный и отчетливый. Это делает ее одной из редких птиц, получивших звукоподражательное название. Я не могу начать описывать незабываемую симфонию, которую я обнаружил в африканских саваннах. А теперь... позвольте мне отвести вас туда.

Несколько секунд мы сидим молча, африканская саванна служит фоном для нашей ледяной терапии.

— Почему ты ненавидишь Северную Каролину? — Наконец спрашивает Джиджи с любопытством.

Я пожимаю плечами.

— Однажды я там застрял.

— Не хочешь пояснить?

— Не-а.

Она смеется.

— Чувак, ты действительно ненавидишь разговаривать.

— Спасибо, что заметила.

— Милый. Это был не комплимент. Знаешь, кто еще не разговаривает? Серийные убийцы.

— Я не согласен… Похоже, многим из этих сумасшедших ублюдков нравится слушать свой собственный голос.

Вода плещется по стенкам ванны, когда она опускается ниже. Ее лицо искажено болью. Бледнеет от холода.

— Ты видел вчера вечером шоу моего папы?

Я бросаю на нее мрачный взгляд.

— Да.

— Что у тебя за недовольное лицо? — Он сделал тебе комплимент.

— Он этого не делал.

— Он сказал, что ты действовал эффективно, и похвалил твое умение обращаться с палкой.

— Нет, это был Джейк Коннелли. У твоего отца был такой вид, словно он зажимал нос и заставлял себя смириться с этим.

— Поверь мне, если Джейк считает, что ты хорош, мой отец тоже так думает. Тебе просто нужно найти способ заставить его забыть о том, что произошло на Чемпионате. У него пунктик насчет драк. — Она на мгновение замолкает. — Я не знаю, много ли тебе известно о его прошлом, но одна из причин, по которой его фонд сотрудничает со столькими благотворительными организациями, занимающимися домашним насилием, заключается в том, что он сам был жертвой.

Я медленно киваю.

— Да, я знал это. — Об этой ситуации было написано много статей, особенно с тех пор, как сам Грэхем был провозглашен хоккейным королем. Его отец, абьюзер, о котором идет речь, сам по себе был легендой.

— Я думаю, его беспокоит то, что ты дрался не на льду, — говорит мне Джиджи с серьезным выражением лица. — Это не было частью игры, где мы имеем дело с... контролируемой агрессией. Спортсмены могут проявлять свою агрессию только в рамках правил, понимаешь? Но ты сделал это в раздевалке.

— Да, сделал. — Я продолжаю говорить, прежде чем она успевает выудить подробности, чего, я знаю, она жаждет. — Может быть, тогда лучше ты замолвишь за меня словечко перед Коннелли, — сухо говорю я. — Потому что я начинаю думать, что твой отец — безнадежное дело.

— Конечно. Я увижусь с его семьей на каникулах, так что постараюсь говорить только о тебе.

Услышав это, я испытываю прилив зависти, которую пытаюсь игнорировать. Не потому, что ее окружают известные люди. Именно упомнание о семье затрагивает что-то болезненное глубоко внутри меня. У меня в детстве не было ничего из этого дерьма. Всегда задавался вопросом, каково это — иметь настоящую семью.

Звучит приятно.

Она ерзает в ванне. Вода плещется на нее, и она вздрагивает.

— Боже, как холодно, — жалуется она.

— Можно подумать, что это ледяная ванна.

— Эй, мне кажется слышен сарказм. Запиши это.

— Тебе не угодишь. Если я ничего не говорю — я серийный убийца. Если я что-то скажу, ты говоришь мне записать это.

— Кстати, твоя очередь. Я хочу услышать историю о Северной Каролине.

— Нет, не хочешь.

— Давай. Развлеки меня.

— Не знаю, сколько развлечений ты найдешь в этом. — Я искоса смотрю на нее. — Ты уверена, что хочешь это слушать?

Джиджи кивает.

Поэтому я пожимаю плечами и выкладываю ей все начистоту.

— Одна из моих приемных семей в Фениксе решила, что было бы забавно взять напрокат микроавтобус, посадить в него всех детей и отправиться в поездку в Миртл-Бич. У мамы там была сестра. Мы только что пересекли границу штата Северная Каролина, когда нам пришлось остановиться, чтобы заправиться, и — мне кажется, об этом сняли фильм, где забывают ребенка дома? Ну, они забыли меня на заправке.

— Сколько тебе было лет?

— Десять.

— Бедный маленький мальчик.

— Сначала я думал, что они вернутся через несколько минут. Они бы выехали на дорогу, а потом поняли, что меня нет в фургоне. Поэтому я просто сидел там, у двери, и играл в видеоигру, которую мне одолжил их настоящий сын.

— Настоящий сын?

— Да. У большинства приемных родителей были свои биологические дети. Они просто набирали много других детей, чтобы получать деньги от правительства. Но приемные дети всегда были людьми второго сорта. Настоящие дети на первом месте. — Я вижу, как черты лица Джиджи смягчаются, и спешу продолжить, прежде чем она засыпет меня сочувствием. — В общем, я играю в его видеоигру, жду. Проходит час. Затем два, три. В конце концов, работник заправочной станции выходит на перекур, замечает меня и звонит в полицию. Говорит им, что тут какой-то брошенный ребенок.