— Ты что ж, падаль, — тихо пробасил Тумба, положив тяжелую руку Хмурому на плечо, — не предупредил, что при девках трое мужиков будут? Все дюжие, при оружии…

— А ты ждал, что девицы одни по здешнему лесу разгуливать будут? — так же тихо огрызнулся Хмурый.

— Да это же тот вояка, чей жеребец меня копытом по плечу приласкал! — узнал одного из мужчин Бурьян. — А вон тот, с сединой, разве не кучер, который так лихо топором работал? Стало быть, девки — добыча из кареты?

— Они самые и есть, — неохотно признался Хмурый. — Вояка — дарнигар крепости, я узнал. И что? Побежишь к своей ксуури — мол, так и так, мы добычу нашли… и ни спать, ни есть не будем, пока со всей шайкой не поделимся?

Тумба проводил взглядом удаляющихся путников.

— Луки бы достать. Приласкать мужиков издали.

— Дурень, — покачал головой Бурьян. — Дарнигара убьешь — весь гарнизон крепости на себя натравишь. Девок надо аккуратно добывать, без шума и трупов…

— А чего мы тогда на него… на дороге? — не отставал тупой, но дотошный Тумба.

— Да мы ж не знали, что это дарнигар! Опять-таки, тогда за нами шайка была, а сейчас нашу задницу прикрыть от беды некому.

— Ладно, — сказал Хмурый после короткого молчания. — Пойдем пока следом. Поглядим, как дело сложится.

* * *

Дождик и Арби завидели погоню, когда почти перевалили невысокий, плоский горный кряж.

Старые сани кряхтели и грозили развалиться под бочкой, полозья наотрез отказывались ползти по голым камням, с которых ветер размел снег. Парни тянули и толкали сани, не жалея рук и плеч, но продвигалась краденая бочка медленно. Да еще Шлепа, как нарочно, развоевалась, сердито толкала изнутри в крышку и грозно шипела: требовала свободы.

Так что мелькающие далеко на пологом склоне фигурки стражников вызвали у парней не страх, а усталый, дружный выдох: «Вас только не хватало!»

— С бочкой нам от них не уйти, — прикинул Арби. — Бери зверюгу на руки, она тебя слушается. Сани бросаем.

— Я не знаю, сколько она может без воды.

— Свернем к Безымянке, будет ей вода.

— К Безымянке? Нельзя ее туда!

Арби не стал выспрашивать, что да почему. Поверил не словам — ужасу в голосе Дождика.

— Может, бочку бросим, а сами деру дадим? Все равно не утащить добычу, так хоть сами не попадемся.

— Ты беги, спасибо тебе, — со слезами в голосе ответил Дождик, — а я еще потолкаю… попробую… Я госпоже Тагизарне обещал…

— Что ты обещал госпоже Тагизарне? — раздался рядом мягкий голос.

И хром был пасечник Авипреш, а легок на ногу. Так тихо подошел, что измотанные парни и не заметили… Ходит, как лесовик!

И тут в памяти Дождика всплыла фраза пасечника: «А тебе еще не рассказали, что со мной лесовики дружат?» Может, он и здесь оказался не случайно?

Сбивчиво и горячо Дождик рассказал, что люди властителя Унтоуса похитили любимую зверушку водяницы Тагизарны, она плачет, тоскует… Пришлось тварюшку выручать.

— Покажите зверя! — попросил пасечник так неспешно, словно не висела у парней на плечах погоня.

Дождик поспешно сдернул крышку. Авипреш склонился над бочкой — и тут же получил плевок в плечо.

Аккуратно сняв с тулупа повисшую на нем веревку, старик сказал сочувственно:

— Долго вы, парни, в запряжке шли, замок-то далеко остался… Ну да ничего, сейчас путь под гору пойдет, вам полегче будет. Только бочку не опрокиньте. А внизу сворачивайте ко мне на пасеку. Бочку в сенях оставьте, сами за стол садитесь. Я следом за вами буду. Каша в печи упрела, в самый раз гостей угостить.

— А погоня? — не понял Арби.

— А что — погоня? Побродят по лесу да вернутся домой. Вы, парни, главное, не оборачивайтесь. Глядите вперед, незачем вам головами вертеть.

Беглецы дружно сдвинули сани с места. За спиной снова раздался голос Авипреша. Нет, старик не творил грозное заклинание — говорил так же мягко, с нотками просьбы:

— Река и лес — добрые соседи. А если у соседей горе — как не помочь? Разве годится, чтоб Тагизарна-водяница тосковала да плакала?

В ответ поднялся шорох, шелест, затрещали сучья, словно от сильного ветра. Певец хотел оглянуться, но бдительный Дождик дал ему тычка в бок. Не велено — так не пялься!

* * *

— Та самая монета, — повертел Челивис в пальцах серебряный кружок. — Третий раз ею бросают жребий. А я за нее нанялся в слуги. Сохраню ее как талисман, на удачу.

Кучер встал к Челивису спиной:

— Не гляжу, кидай.

Монетка звякнула о камень. Над нею молча склонились все, кроме кучера.

— Ежели персона, то госпожа Аймара идет вверх по течению, а госпожа Маринга — вниз, — не оборачиваясь, провозгласил кучер. — А ежели герб, то наоборот.

— Персона, — кивнул Челивис, подняв монету. — Все честно. Расходимся.

* * *

— Разошлись, — сказал Бурьян, спрыгивая с ветки. — Я слов не слыхал, но вроде как жребий кинули, кому куда идти.

— Дурачье, — буркнул Хмурый. — В здешних краях — и разделяться…

— Осмелели, — поддакнул Тумба. — За кем идем?

— За теми, которых двое. Один отвлекает парня, двое уволакивают девку.

* * *

Пасечник Авипреш, храни его Безликие, одолжил Дождику мохноногую, низкорослую лошадку. И запряг ее в сани, большие и крепкие, не чета тем, что едва не рассыпались под тяжестью бочки.

А потом взял в руки поводья, подмигнул парням:

— Эх, помогать так помогать! Покажу короткую дорогу. Идите за санями, сынки, да приглядите, чтобы бочка не опрокинулась.

И ведь не обошлось без лесовиков! Иначе не смогли бы они так быстро очутиться на берегу Тагизарны, будь даже в сани запряжена шестерка лошадей. И нигде им не преградили дорогу ни бурелом, ни бок о бок вставшие стволы!

Парни сгрузили бочку на снег. Прощаясь, Авипреш негромко сказал Дождику:

— А ты подумай, сынок, о чем я тебе говорил.

Сел в сани — и лошадка неспешно затрусила прочь.

Дождик грустно улыбнулся.

Когда они в доме пасечника ели кашу и пили травяной отвар с медом, старик еще раз предложил парнишке остаться на пасеке. «Лесовиков да водяницу ты, сынок, не боишься. И добрый ты, а пчелы добрых любят. Может, хватит тебе бродяжить?»

И остался бы Дождик у этого славного человека, с радостью бы остался… да вода не позволит. Та, что вместе в кровью по жилам бежит…

Юноша отогнал грустные мысли и обернулся к певцу Арби:

— Я тебе до последнего костра за помощь благодарен, но дальше я сам. Уж ты прости… водяные людям показываться не любят.