они не были по-настоящему привязаны к своим избранникам. Пусть и недолго, Лилия была частью моей жизни, без которой я не мог помыслить себя. Она делила со мной все – насущные дела, разговоры, мысли. Напитывала все вокруг теплой атмосферой. Все, что я делал, имело ценность лишь потому, что она была рядом. И вдруг все исчезло; я бы не чувствовал себя так, если бы она просто умерла. Но она намеренно разорвала нашу связь.

Была ли она плохой? Наверное, нет. Просто у нее была своя цель – найти ключ. Я сам виноват, что позволил так себя одурачить. Я понимал это, но это не умаляло боли.

И все-таки ее вещей не было. Я помнил, что Лилия не дышала. Она не могла встать, забрать вещи и уйти. Но я не был способен думать об этом. Мне хотелось лечь и умереть. Я лег на кровать – при этом обыденном действии воспоминания снова полоснули по сердцу, – но, конечно, организм и не думал умирать.

В конце концов я забылся зыбким сном, полным кошмаров. Бодрствование было лишь немногим лучше. Я ничего не мог делать – ни есть, ни пить. Просто просыпался, смотрел в потолок и старался ни о чем не думать.

За этим незатейливым занятием меня и застал Асфодель. Он сел на край кровати и уставился в стену. Лицо его по-прежнему было мертвенно-бледным и как-то странно подрагивало.

Только тогда до меня наконец дошло. Я совершил нечто ужасное, непростительное, то, чему не может быть оправданий. Это наверняка не могло не сказаться на Асфоделе. Он выбрал меня, сделал Чтецом, и что в результате? Я перечеркнул все его старания. Вряд ли убийца мог быть Чтецом.

– Прости. – Мой голос прозвучал тихо и хрипло, как после долгой болезни. – Я знаю, что… Я пойду в полицию и обо всем расскажу.

– Не расскажешь, – отрезал Асфодель, по-прежнему не глядя на меня.

– Вряд ли Чтецом может быть убийца, – высказал я вслух свою мысль. – Ты же ангел. Наверняка твое дело предать мою душу адскому пламени… Или что-то вроде того.

– Примерно так, – хмуро проговорил Асфодель. – И однажды я это сделаю, не сомневайся. Но у меня уже нет времени готовить нового Чтеца. Поэтому я все уладил… Как смог.

Он повернулся ко мне. В его глазах скользнула жалость: так смотрят на жестоко изувеченных жертв катастрофы.

Я приподнялся на локте и тупо посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду.

– Твое дело – забыть об этой женщине, – жестко проговорил Асфодель. – И больше не вспоминать. Ни о ней, ни о том, что случилось. Завтра ты пойдешь на кладбище и будешь читать. Ясно?

– Ясно, – растерянно пролепетал я.

– И что бы ты ни увидел… Что угодно, связанное с ней, или кого-то, похожего на нее, твое дело – не обращать внимания. Понятно?

У меня возникло много вопросов, но я ответил утвердительно и стал морально готовиться к предстоящему походу на кладбище. Я не чувствовал в себе сил читать. Но я уже подвел Асфоделя, а он, кажется, давал мне шанс все исправить. В качестве извинений я должен был как минимум воспользоваться этой возможностью.

На следующее утро я заставил себя встать. В ванной увидел себя в зеркале – и быстро зажмурился. Мне показалось, что лицо мое исполосовано, как будто кто-то бил меня ножом по лицу, и из безобразных шрамов сочится кровь. Я открыл глаза и понял, что они меня обманули. Но только глаза. Я ощущал эти шрамы. Я знал, что они есть, хоть и не все их видят. Вот почему Асфодель тогда так на меня посмотрел.

Я плелся на кладбище в полном безразличии к своей дальнейшей судьбе и со слабым желанием, чтобы меня сбила машина. Но когда я достиг цели, мне стало стыдно. Старый Чтец сидел на появившихся откуда-то гранитных плитах, сложенных креслом, и очень обрадовался, увидев меня. Среди умерших тоже ощущалось радостное волнение. Я был им нужен. Они хотели меня слушать. Я не имел права обманывать их ожидания. Они были мертвы, а я жив. Теперь эта привилегия казалась мне крайне сомнительной, но мы не могли выбирать.

Боль, мешающая дышать и думать, сменилась отголоском злости на самого себя. Я решительно раскрыл книгу и начал читать. Сперва получалось неважно, как я счел сам: голос был ниже необходимого, и из-за того, что я старался слушать себя со стороны, звучал несколько отстраненно. Но потом я почувствовал в строках спасение и полностью погрузился в них. Читая, я отвлекался от того, что произошло.

После того как закончил чтение, я ожидал справедливых замечаний от Старого Чтеца. Но, обернувшись, увидел только памятник старика на гранитных плитах.

Мертвых тоже не было. По кладбищу пронесся порыв ледяного ветра. Где-то недалеко захлопали ленты или, быть может, флаги.

Я медленно двинулся к выходу с кладбища. Там меня встретил Асфодель.

– Старый Чтец умер, – сказал он, опережая мой вопрос. – Но он все еще будет приглядывать за тобой. Некоторое время.

«Некоторое время» растянулось не на один год. Как-то Асфодель объяснил мне, что читаю я уже идеально, но это нужно для того, чтобы удостовериться – после произошедшего я смогу быть Чтецом и читать так же, как и раньше.

Меня это задело, но я не подал виду и вместо этого с утроенными усилиями отдался делу Чтеца. Это было уже после того, как Асфодель в течение нескольких недель чуть ли не силой запихивал в меня еду, беспощадно заваливал книгами и так далее – в общем, делал все возможное, чтобы я выбрался из омута и забыл о своей потере. Его усилия не прошли даром. Вскоре мои шрамы перестали кровоточить, а потом и зарубцевались.

Но с тех пор я сильно изменился. Иначе и быть не могло; Асфодель говорил, что альтернативой этому могли быть только сумасшествие и смерть.

Мир превратился в зыбкое и малоинтересное место. Туман безразличия, окутавший его, постепенно становился бледнее, но происходило это томительно медленно. Время от времени я набирался сил, отправлялся за книгами, брал работу, даже купил машину и научился водить – все ради того, чтобы отвлечься. Но общаться с кем-либо у меня не было сил. Я почти не вспоминал о Лилии, она превратилась в бледное воспоминание, однако боль осталась и я часто впадал в прострацию, мне приходилось делать усилие над собой, чтобы сосредоточиться на том, что мне говорят. Я стал рассеянным и мог на вполне обыденную фразу ответить какой-нибудь чушью. Это происходило ненароком и было основной