Пархавиэля не удивило, что под длинными одеждами скрывались кожаные куртки, обшитые сверху стальными пластинами, клепками и мелкими костяными шишаками. В руках двоих были самодельные палицы, а у третьего – легкий боевой топор.

К тому моменту, как из кухни появился трактирщик в сопровождении двоих поваров-охранников, Пархавиэль остался единственным посетителем, шестеро остальных предпочли позабыть о недоеденных яствах и заблаговременно ретироваться.

– Ты что здесь делаешь?! А ну, пошел вон! – грозно сверкая глазами, крикнул корчмарь Пархавиэлю.

– Оставь в покое мужика, пущай пожрет! – неожиданно вступился за Зингершульцо седобородый главарь. – Мне он не мешает, а на твое мнение мне…

Гном не договорил. К чему слова, когда можно выразить свое отношение намного проще, например, при помощи смачного плевка на сапоги собеседника. Повара одновременно схватились за тесаки, но под суровым взглядом старика мгновенно отпустили короткие рукояти.

– Ну ладно, будь по-твоему, Карл, пускай сидит, если ты так хочешь, – пробормотал трактирщик, раздираемый изнутри ненавистью и страхом. – Зачем пожаловал?

– Давно не был, Матус, давно не был, – задумчиво протянул Карл, продолжая рассматривать картину и теребя короткую бороду. – Решил вот зайти, посмотреть, что у тебя изменилось, что лучше стало, а что хуже… Помнится, не так давно твоя харчевня намного больше была, просторнее…

– Не тяни, Карл, говори, с чем пришел?! – сорвался на крик потерявший самообладание, но изо всех сил старающийся не показать, что до смерти перепуган, Матус.

– А все из-за твоего скупердяйства, твоей неимоверной жадности, – продолжал вещать старик, не обращая внимания на выкрик трактирщика. – Именно из-за нее, родимой, ты урезал половину залы и лишил возможности порядочных гномов культурно отдыхать после тяжелых трудовых будней. Видишь ли, с сородичей наших, кровных братьев, навару набрать не мог, так во второй части дома эльфийский притон открыл, с нашей кухни чужаков прикармливаешь!

Действительно, Пархавиэль вспомнил, что с другой стороны дома был второй вход, над которым красовалась вывеска с изображением натягивающего тетиву остроухого лучника и с аккуратно выведенной зеленым цветом надписью «Эльфийский стрелок».

– Ну и что с того, Карл, что с того?! – оправдывался перепуганный трактирщик. – Всем же лучше, и ты, и я больше доходов имеем…

– А то, крыса, – неожиданно заорал до этого момента спокойный старик, – что я в отличие от тебя своих за барыш не предаю! Я тебе запретил для эльфов кабак открывать, а ты ослушался, ну так получай!

Легкий взмах руки послужил сигналом к началу активных действий, троица сорвалась с места. Дубины и топор с грохотом обрушились на мебель, бочки с вином, картины и деревянные столы. Бандиты громили трактир, старик невозмутимо разглядывал приглянувшееся ему полотно, а Матус с его поварами, понуро опустив головы, стояли в дверях кухни и не пытались защитить свое имущество.

Еще в самом начале погрома Пархавиэль подумывал незаметно уйти, но затем здравый смысл взял верх над природным инстинктом. Бандиты чувствовали себя слишком уверенно, чтобы бояться случайного свидетеля. Ему же не было никакого смысла заступаться за ободравшего его до нитки корчмаря. «Неприятности мне встречаются часто, а вот еда попадается редко», – подумал Пархавиэль, стащив под шумок с соседнего стола ломоть хлеба, луковицу и два аппетитных спелых помидора.

Вначале изголодавшийся гном был доволен: он поглощал оставленную без присмотра еду и, удобно устроившись на высоком табурете, наблюдал, как вершилось возмездие. Однако вскоре он и сам был втянут в веселый спектакль.

Один из бандитов опрокинул стол, за которым гордо восседал Зингершульцо, при этом не потрудившись своевременно предупредить о своих намерениях мирно завтракающего гнома. Неожиданно оказавшись на полу, да еще придавленным сверху массивным дубовым столом, Пархавиэль за считанные секунды осыпал обидчика таким градом комплиментов, что все присутствующие, включая главаря и еще недавно рыдавшего навзрыд трактирщика, покатились с хохоту. Не смеялся только один, как раз тот самый бандит, который и стал объектом насмешек.

Сильный удар кованого сапога пришелся остряку немного выше правого виска. Боль, сотрясшая голову и чуть не лишившая Пархавиэля чувств, заставила бывшего караванщика забыть обо всем, кроме желания разорвать на части зарвавшегося негодяя. Скинув с себя как пушинку тяжелый стол, Зингершульцо мгновенно оказался на ногах и накинулся на бандита. Мощный удар кулака раздробил челюсть лысого гнома, выбил пару зубов и откинул его обмякшее тело на несколько шагов назад. К несчастью, затылок пострадавшего налетел точно на острый угол камина. Противник Пархавиэля умер мгновенно, еще до того, как его тело грузно повалилось на пол.

Оба товарища убитого, не сговариваясь, выхватили оружие и кинулись на Зингершульцо, но в самый последний момент, когда палица и топор уже рассекали воздух над головой стоявшей к ним спиной жертвы, их остановил громкий, властный выкрик главаря:

– Стоять, назад, кому сказал!

Бандиты нехотя послушались и, продолжая сопеть от злости, убрали оружие.

– Ондер сам виноват, нарвался! Дураком был, по-дурацки и помер. Все, хватит, пошли! – приказал Карл и направился к двери, кулаками подталкивая к выходу своих разгоряченных солдат. Лишь на самом пороге главарь остановился и тихо прошептал, глядя все еще ожидавшему продолжения схватки Пархавиэлю прямо в глаза: – Не попадайся мне больше, караванщик!

Жизнь начинала потихоньку налаживаться. Город уже не был враждебным и чужим, а его обитатели не казались Пархавиэлю гадкими эгоистами, думающими только о себе и не знающими сострадания. Немного портили чудесное настроение гомон прохожих, высыпавших как горох из стручка ближе к полудню на улицы, и чуть-чуть жмущая в подмышках куртка. Но подобные мелочи не могли повергнуть в бездну пессимизма гнома, которому впервые за долгое время широко и радушно улыбнулась удача.

Добротная кожанка и теплый плащ, сытый желудок и радующий сердце звон монет в кошельке. Что нужно было еще беглецу для счастья? Только спасти друзей, и можно было начинать новую жизнь.

* * *

Карл с подручными покинули «Топор гнома» сразу же, как только один из членов их шайки превратился в труп. Трактирщика и его громил-поваров вывернуло наизнанку прямо в зале. Вид раскроенного черепа и разбрызганных по полу мозгов вперемешку с кровью парализовал их и лишил крепости духа.

«Слюнтяи, – надменно ухмыльнулся Пархавиэль, вспомнив события, происшедшие в корчме незадолго до схватки, – а еще туда же, великих вояк из себя корчили, тесачками поигрывали да пыль в глаза пускали. Дескать, попробуй не заплати, вмиг в капусту покрошим, как куренка разрежем и выпотрошим! Нет, ребята, мало, ой как мало страшные морды на физиях изображать да ножичками поигрывать. Заколоть поросенка это одно, а вот гнома или человека убить – совершенно другое!»

Пока свидетели убийства опорожняли желудки, Пархавиэль занимался неблаговидным, но очень прибыльным делом, именуемым в народе мародерством. Серег, перстней и прочих украшений упокоенный не носил, зато к ремню был подвешен весьма увесистый кошелек. Сочившаяся из открытой раны кровь испачкала только подкладку плаща и самый верх кожанки. Пархавиэль не был брезглив: стащив одежду с трупа, он тут же надел ее на себя и придирчиво огляделся со всех сторон. Если плотно закутаться в плащ, то пятен крови было почти не видно. Палица так и осталась лежать возле бездыханного тела. Оружие не помешало бы, но рисковать гном не хотел. Случайная встреча с патрулем могла закончиться каторгой или виселицей. В Цеховой квартал служители порядка заглядывали редко, но ему еще нужно было посетить в тот день порт и Рыночную площадь.