Пархавиэль с нетерпением ожидал радостного момента, обещанного ему Мартином, когда огромное скопление горожан перестанет его раздражать, а будет восприниматься как нечто естественное и обычное. Пока же гном страдал, но на его мучения никто не обращал внимания…

Карета замедлила ход. Громогласно ругавшийся всю дорогу то на замученных кнутом лошадей, то на нерадивых, лезущих под колеса прохожих кучер принялся заворачивать экипаж во двор двухэтажного дома, над входом в который висела вывеска «Столярная мастерская братьев Нокато». Как только лошади остановились, Пархавиэль быстро спрыгнул на мостовую и нырнул в густые, ужасно колючие заросли. Упав ниц, гном прижался вплотную к земле и, сроднившись с растительностью, стал внимательно наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Дверца открылась, двое кровососов пугливо выскочили наружу и, даже не размяв ног после утомительной поездки, тут же скрылись в дверях мастерской. «Вот это чудеса, – прошептал озадаченный гном. – С каких это пор благородных кровопийц стало интересовать изготовление оконных рам и столов?» К числу неразгаданных тайн и загадок добавился еще один парадоксальный факт.

Карета вскоре уехала, вампиры остались внутри мастерской, а до увлекшегося слежкой Пархавиэля совершенно неожиданно дошло, что он очутился в самом центре Торгового квартала. Там, куда вход гномам и прочим «нелюдям» был запрещен.

Сумасбродная идея последовать за вампирами посетила голову Пархавиэля, но была тут же отвергнута. В конце концов, он и так уже совершил героический поступок, проникнув на запретную территорию.

«Хватит, не все же шишки да тумаки мне огребать! Пущай чародей теперь помучается, ему полезно. Будет впредь знать, как порядочных гномов голодом морить да одних бросать! – Пархавиэль осторожно выполз из-под куста и, приподняв голову, огляделся по сторонам. – Ага, дворик приметный, надо местность хорошенько запомнить да магу описать. Вечерком в гости к кровопийцам наведается».

В отличие от грязных трущоб Цехового квартала ни кучи мусора, ни бесчувственные тела перепивших горожан не портили чудесного вида опрятных домов и гладко остриженных газонов. Аккуратно выложенные кирпичом дорожки между домами пересекали густо засаженное кустами и деревьями пространство, походившее скорее на маленький парк, чем на подворотню.

Пристрастие к зеленым насаждениям зажиточных купцов и бедных дворян, населявших Торговый квартал, оказалось как нельзя кстати. Прячась за деревьями и прижимаясь к стенам домов, Пархавиэль осторожно, мелкими перебежками пробирался на юг, туда, где был спасительный мост в порт. Одна подворотня сменялась другой, такой же опрятной и ухоженной. Частые тупики, заканчивающиеся высокими каменными стенами или деревянными заборами, изрядно измотали силы гнома. Пару раз Пархавиэлю приходилось, как вору, взбираться на крыши домов и осторожно ползти, стирая в кровь руки о шероховатые, а порой и заостренные углы черепицы.

Упорство гнома было вознаграждено. Заветный мост виднелся уже шагах в тридцати, а его присутствие так и осталось незамеченным. Добравшись до края последней крыши, Пархавиэль решил немного отдохнуть и, переводя дух, поразмыслить, как поступить дальше. Впереди простиралось открытое пространство: маленькая площадь с четырьмя скамейками, фонтаном и парой десятков лотков уличных торговцев. Быстрая пробежка через толпу мирно прогуливающихся по набережной людей могла бы Увенчаться успехом, но впереди был мост; узкий, протянувшийся на добрых полмили, кишевший враждебно настроенными людьми и патрулями городской стражи.

«Те, что возле фонтана сшиваются да по набережной разгуливают, мне не опасны. Прошмыгну быстро, даже сообразить никто не успеет, не то чтобы поймать… – прикидывал гном, парясь от жары на раскаленной крыше. – Торговцы меня ловить не бросятся, у них товар, без присмотра не оставишь. Стражники в броне, от них убежать просто, а вот толпа на мосту смущает: в сотне-другой народу всегда найдется парочка идиотов, что не в свои дела лезут. Поймают меня просто так, чтоб другим коротышкам неповадно было в людскую часть города соваться».

Как обычно бывает, самое удачное решение приходит в голову не в результате напряженных раздумий, а как будто невзначай, само по себе. Прогромыхавшая мимо дома, на крыше которого расположился гном, телега натолкнула Пархавиэля на весьма простую мысль.

Быстро спустившись с крыши по водосточной трубе, гном спрятался за мусорным баком в ожидании новой подводы. Нос раздирали отвратные запахи, а назойливые, наглые мухи старались облепить его вспотевшее лицо и залезть в широко раздувавшиеся ноздри. К счастью, вскоре с соседней улицы выехала небольшая, крытая брезентом повозка. Упорная борьба с докучливыми насекомыми была закончена. Воровато озираясь по сторонам, гном прошмыгнул к фургону и скрылся внутри, среди сена и пустых ящиков.

Полчаса кувырканий на колючей соломе и утыканных мелкими гвоздями досках пронеслись незаметно. Духота и льющийся градом с Пархавиэля пот были необходимым злом, наименьшей ценой, которую пришлось заплатить за жизнь и свободу. Зато потом, прогуливаясь по набережной порта, гном полной грудью вдыхал прохладный, свежий воздух и искренне радовался тому обстоятельству, что на его поясе мотался толстый, набитый звонкими золотыми монетами кошелек.

– Ну и чего тебе, толстощекий, капустки с бараниной навернуть или винцом залиться?

– И того, и другого, матушка, да побыстрее!

– Если я была б твоей матушкой, звалась бы коровою!

Действительно, высокая костлявая старушенция в бывших когда-то белыми переднике и чепце мало походила на мать гнома. Строгий взгляд бесцветных глаз, тонкие губы и крючковатый нос, выделяющийся на суровом, морщинистом лице, совершенно не соответствовали образу не только добропорядочной гномихи, но и радушной хозяйки трактира. На вид пожилой женщине было около шестидесяти лет, хотя, возможно, она была намного моложе, но трудовая молодость, прошедшая в портовых кабаках да притонах, состарила ее преждевременно. Манеры женщины ужасно раздражали даже такого отпетого грубияна и сквернослова, как хауптмейстер Зингершульцо. Пренебрежительное, вульгарное общение с посетителями, граничащее с откровенным хамством, резкие движения рук, часто появляющихся перед самым носом собеседника в форме весьма выразительного кукиша, и, конечно же, отборное сквернословие заставляли гнома каждый раз поежиться при звуках противного скрипучего голоса. Но все же Зингершульцо выбрал именно эту таверну для осуществления своей заветной мечты: сытного ужина в спокойной обстановке.

Естественно, переполненный зал портового кабака мог показаться не самым подходящим местом для отдыха и наслаждения яствами, но у Пархавиэля сложилось свое, специфическое представление о комфорте. Гвалт чрезвычайно шумных и в большинстве своем уже изрядно набравшихся моряков мешал расслабиться и полностью отдаться увлекательному процессу чревоугодия, но зато здесь гном был среди своих. За соседним столом не спеша шевелили ложками пятеро эльфов, все как один в элегантных легких кольчугах, голубых плащах и с длинными белыми волосами, перевязанными голубой тесьмой. На поясах похожих друг на друга как братья-близнецы остроухих существ висели короткие мечи с широкими лезвиями. Чуть-чуть подальше бурно праздновала сошествие на берег команда с другого корабля. Среди бойко стучащих по столу кружками и то и дело вскакивающих со своих мест моряков было несколько гномов и один полуэльф с отрезанным ухом. Возле окна прикорнула парочка приспособившихся к жизни в человеческом обществе орков.