«Да, провидица, я думал об этом и думаю до сих пор. И чем больше я думаю на эту тему, тем сильнее верю, что… этого не случится. Дракон ошибся раз, впустив меня в свое сознание, и ошибается снова. Он недооценивает людей, поскольку ему, как любому тирану, неизвестно слово «компромисс». А мы построили на этом слове целую цивилизацию. Так что мы непременно найдем компромисс, и Дракон окончательно оставит нас в покое».

«Возможно, ты прав».

«До завтра он точно не вернется».

«Я поняла намек, до завтра ни слова в мысленном эфире, обещаю».

Грин целиком и полностью вернулся в реальность и пробежал взглядом по толпе. Радостные, возбужденные люди мелькали перед глазами, как разноцветные части калейдоскопа. Филипп даже на минуту остановился, чтобы сосредоточиться и войти с толпой в своеобразный единый ритм. И как только ему это удалось… он увидел Вику.

Выглядела Вика не очень. Шла навстречу Грину бледная, осунувшаяся, растерянная. Все, как и чувствовал Филипп, мягко прощупывая ее сознание через мыслесеть. Но стоило Вике увидеть Грина, она мгновенно преобразилась и даже сумела слабо улыбнуться.

– Привет, – Грин прижал Вику к себе. – Все было не напрасно…

– Я вижу, – прошептала она. – Люди говорят только о тебе. Хотя многие даже не в курсе, как ты выглядишь.

– Нет, я не о том. Ты жива, я жив, мы свободны. Значит, все было не напрасно.

– Спаситель человечества и так мелко плаваешь, – Вика вздохнула. – Ты, я… а как же остальные?

– Так же, как мы. В этом весь смысл. Если бы мы раньше поняли, что «я» и «мы» – это одно и то же, победили бы чужаков без всяких ухищрений, вроде телепатических сетей и ментальных ударов.

– Я пока слабо понимаю, о чем ты говоришь, но верю тебе. Как хорошо, что ты меня простил…

– Я и сам хотел просить у тебя прошения…

– Извиняюсь, что как всегда не вовремя, – нарочито бодрым тоном произнес вынырнувший из толпы Борис.

– Да, простите нас, – мягким бархатистым голоском проворковала какая-то девушка.

Грин обернулся. Рядом действительно стоял Боря, который держал за талию, наверное, чтобы не унесло людским потоком, очаровательную блондинку лет семнадцати. Оба смотрели на Грина и Вику как начинающие актеры, приготовившие забавный, по их мнению, розыгрыш. Лукаво, но немного наивно.

– Наш пострел везде поспел, – Грин усмехнулся. – Час, как из вражеского тыла, и уже с поклонницей? Боря, ты меня удивляешь.

«Сейчас еще сильнее удивлю, – вдруг прозвучал в голове у Грина голос извне. – Давай знакомиться вживую. Как тебе фокус? Зачетный?»

«Боря, тво-о-ю-ю мать! «Голос извне»?! Это все время был ты?!»

«Не выражайтесь при дамах, Грин, – строго одернула его провидица. – Что за воспитание у вас?»

«Мы договорились – до завтра ни слова в мысленном эфире, – напомнил Филипп. – Вы обещали».

– Да, простите, Филипп, не сдержала обещания, – с улыбкой сказала блондинка и протянула руку. – Юля.

– Филипп, – у Грина отвисла челюсть. – Это вы… «провидица»?

«Я, Филипп, я. А почему вы так удивлены?»

– Ой, а я вас знаю, – вдруг сказала Вика и слабо улыбнулась Юле. – Только не припомню, откуда?

– Из предвидения, дорогая, – провидица тоже улыбнулась. – И из мысленных бесед. У нас это часто бывает.

– Честно признаюсь, я представлял вас другими, – также с улыбкой глядя на «голос извне» и «провидицу», сказал Грин.

– Меня ты представлял немолодой мужеподобной брюнеткой, просиживающей в темном будуаре с картами Таро в руках и с вечной папиросой в зубах, – провидица чуть склонила белокурую головку набок и хитро взглянула на Фила. – Так?

– Что-то в этом роде, – Грин окинул ее взглядом. – Что ты совсем юная да еще красавица-блондинка, я, честно говоря, не мог и предположить.

– И все-таки ты тормоз, Грин, – вздохнул голос извне. – Как могла она быть немолодой, если индиго начали рождаться только после 1986 года? Нет, с точки зрения подростков, и тридцатилетние уже старики, но ты-то не юноша.

– Боря, отстань от него, – попросила Вика. – Ты, вообще, что здесь забыл?

– Это не просто Боря, – Грин усмехнулся. – Это мое второе «я»… тщательно скрывавшее свое истинное лицо вплоть до последнего момента. Во Дворце-то уже мог бы признаться.

Фил укоризненно взглянул на Бориса.

– А спецэффекты? – Боря усмехнулся. – Не-ет. Мы с Юлечкой давно договорились, сразу после того, как ты ее впервые брюнетистой гадалкой себе представил, появимся вместе. Вот мы ржали…

– Смеялись, – строго поправила Бориса Юлечка.

– Ну да. Короче, решили ошарашивать так ошарашивать.

– Я не все пока понимаю, но рада, что мы теперь друзья, – сказала Вика. – Или как?

– Помнишь, во время моей казни тебя поддерживал мысленный голос? – спросил Грин.

– Я… не хочу все это вспоминать, Фил… – Вика отвела взгляд.

– Расслабься, все в прошлом. Так вот, это была Юля. А Боря еще раньше, в декабре двенадцатого, подсказал тебе, что надо спрятаться от патруля в люке.

– И насчет потайной дверцы за зеркалом, помнишь, это я тебе подсказывал, – добавил Борис.

– Люди, что вы такое говорите?! – удивилась Вика. – Все это были мои фантазии!

– И откуда мы о них знаем?

– Да откуда угодно! Например… – Вика осеклась. – А действительно, откуда?

– Вот! – торжественно заявил Боря и поднял кверху указательный палец. – Мы с Юлей пойдем в штабной вагончик, генерал там ящик коньяка выставил, а вы отдохните, файлами обменяйтесь, глядишь, и придет понимание. Ну и тоже приходите.

– Понимание чего? – Вика нахмурилась. – Что я теперь такая же шиза, как Грин?

– Не-ет, – Боря усмехнулся. – Это, например, генерал Алексеев и Учитель теперь шизы, а мы теперь норма. От нашей печки все будут плясать. Догоняешь?

– Пока не очень. Так что лучше пусть, действительно, Грин объяснит. Из тебя, Боря, рассказчик, как из меня математик.

– Я объясню, – Фил обнял Вику. – Вечерком. А ты, Боря, прикуси язык, второй раз тебе говорю. Третьего предупреждения не будет, просто дам по шее.

– А чего я сказал? – включил дурачка Борис. – Насчет чего я должен прикусить язык?

– Насчет того, кто теперь норма, а кто нет. Это все, между прочим, серьезно. Настоящая проблема вырисовывается. Вот сейчас уляжется ажиотаж, пройдет эйфория. Как мы будем налаживать новую жизнь бок о бок с обычными людьми? Ведь фактически теперь в роли сверхлюдей, то есть почти чужаков, выступим мы, освободители-индиго.

– Не подумал.

– Я заметил.