– Чудовищно… Это чудовищно…

– Да, да. Хватит уже.

Я слушала разговор с закрытыми глазами. Заставила себя их открыть. Тайрус сидел на троне, а вокруг стояли новые мужчины и женщины, мгновенно принявшие свои роли. Они высыпали к нам, словно тараканы, заново восстановившие популяцию. Те, кого сохранили. Кого возвысили. Коварные, расчетливые, алчные или слишком распущенные, они не волновались, мол, император убил их предшественников, чтобы расчистить им дорогу. Большинство заранее знало о трагедии – это с первого взгляда было понятно. Все дружно сделали вид, будто верят – в катастрофе повинен Пасус. А установив это, принялись горячо обсуждать, кто какие территории хочет получить.

Я не сводила глаз с Тайруса. Мне казалось, я наблюдаю все из какого-то другого мира. Фустиан нан Домитриан валялся на животе у ног правителя, являя собой жалкое плаксивое зрелище. Его пригнали сюда пинками. В буквальном смысле.

– Фустиан, – начал Тайрус, закатив глаза к потолку. – Я не знаю, сколько в этом напускного, а сколько настоящих эмоций. Ты священник и ты в полном моем распоряжении. Скажи мне, как я могу тебя использовать, или просто присоединишься к остальным.

Слезы мгновенно прекратились. Фустиан ощутимо затрясся.

– Кстати, сегодня мне пригодится викарий. Я собираюсь устроить трансляцию праздника, чтобы заверить империю, что все в порядке. – Тайрус сложил руки пирамидкой. – Я буду говорить, и мне понадобятся слова Интердикта.

Губы Фустиана задрожали.

– Но… Интердикт…

– Жив, а Священный город цел. Кто осмелится утверждать обратное?

– Но… – Фустиан медленно подбирал слова. Жалкий приспособленец победил в нем священника. Он встал на колени – и да, его лицо буквально сияло рвением. – Здесь… здесь нет Интердикта. Если только…

– Если только что, викарий? – подтолкнул Тайрус, желая, чтобы тот договорил просьбу.

– Ваше величество подразумевает… Вы имеете в виду… – Он вглядывался в лицо Тайруса, отчаянно мечтая, чтобы правитель положил конец неизвестности. – Вы хотите… кого-то назначить?

– Интердикт – высший духовный лидер. Его глас – глас Живого Космоса, и все должны ему подчиняться. Интердикт мертв, но фактически он у нас есть.

– Я не понимаю…

– Фустиан. – Тайрус встал, глядя на него ледяными глазами. – Кто, по-твоему, теперь Интердикт?

Наконец до викария дошло. Он опешил, чем вызвал у Тайруса слегка хищную улыбку. Император всей душой презирал Фустиана и больше не собирался это скрывать. Перепуганный священник смог выдавить лишь:

– Вы. Вы, ваше величество.

– Правильно. – Император подошел к Фустиану и обхватил его лицо ладонями. – А кто озвучит волю истинного Интердикта, огласит его декреты, а взамен получит все богатство и почести, положенные этому Интердикту?

– Я… я. Я с радостью буду говорить и приказывать то, что пожелает мой милостивый император.

– Я так и знал, что ты согласишься. Хорошая марионетка. Будешь слушаться и разжиреешь на своем посту… – Тайрус понизил голос до смертоносного шепота, слышного лишь мне. – И я с удовольствием полюбуюсь на твою казнь, если ты заставишь меня пожалеть о своем выборе.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо… – Викарий кинулся целовать Тайрусу ноги. Как Пасус некогда принуждал делать императора в Великой Гелиосфере. Какое-то время Тайрус с откровенным презрением наблюдал за Фустианом, а потом оттолкнул его лицо каблуком.

Не существовало жеста унизительнее, но викарий и за него стал бормотать благодарности. Я больше не могла на это все смотреть. То была власть. Чистая и неприкрашенная. Отвратительная.

Я уже была на середине коридора, где меня когда-то приковали ошейником к стене и вынудили смотреть на падение Тайруса, когда из динамика донесся голос:

– Любовь моя. Даже не попрощаешься?

Сердце дико застучало. Я развернулась и увидела нацеленные на меня камеры слежения. Разрази меня Гелиос! Он что, может смотреть через них?

– Ты меня видишь? – спросила я.

– Да. – В динамике раздался низкий смешок. – Я даже не говорю, просто думаю. Ты ведь знаешь, мой разум идеально подходит для работы. Нужно только умение сосредоточиться, самоконтроль… Такой разум был у моей бабки. А вот у дяди нет. Как же она мучилась.

Его дядя никогда такого не мог. Рандевальд не обладал ни самодисциплиной, ни контролем над своими мыслями и разумом, поэтому неуклюже управлялся с машинами. Однажды он попытался нас убить. Послал в нас торпеду, пытаясь выдать это за дикий несчастный случай, и пробил купол «Александрии». А потом перекрыл доступ кислорода в чулан. Это все, на что его хватило.

Тайрус никогда не допустит промаха. Его разум напоминал отточенный клинок.

«Он больше никогда не допустит промаха, – подумала я, и мурашки побежали по коже. – Он будет собирать все больше и больше власти, и в будущем любой, кого он пожелает убить, умрет тогда, когда решит император».

– Я хочу отдохнуть. Перестань за мной следить. Пожалуйста, – прибавила я.

Камеры поникли.

– Не вынуждай сажать тебя под замок. Сладких снов, любовь моя.

* * *

Я сомневалась, что смогу когда-либо опять уснуть. Мне хотелось найти того единственного гранда, чье состояние меня хоть сколько-нибудь волновало. Гладдику ввели противоядие перед трагедией на Люмине, но я не знала, защитило ли оно его во время сегодняшней атаки.

В последний раз его видели на «Сократе», небольшом корабле, где старый сенатор фон Юстас часто проводил коллоквиумы, собирая интеллектуалов из среды грандов и излишних. Туда мог прийти любой, кто предпочитал философию политике. Единственные требования: вести споры здраво и без лишних эмоций, а еще полная трезвость. Отказ использовать интоксиканты сделал коллоквиумы довольно непопулярными. Эксцентричность Юстаса тоже не помогала делу. Он никогда не прибегал к фальшмолодости и любил посмеяться над теми своими ровесниками, кто ею пользовался. Старику нравилось критиковать власть, но он отверг все возможности собственного продвижения – даже когда Тайрус попытался заманить его в Тайный совет.

Сегодня на коллоквиуме собирались посмотреть мой Ритуал искупления, а потом обсудить его последствия. Голограмма в центре комнаты по-прежнему показывала внутреннее убранство Великой Гелиосферы, где теперь не было никого, кроме пары мертвых излишних.

Много потенциальных спорщиков тоже лежало на полу.

Гладдик в одиночестве сидел за одним из больших круглых столов, обхватив себя руками. Неподвижный, он казался таким же неживым, как тела вокруг. Я обвела помещение взглядом. Оно имело низкий приоритет у роботов-обслуги, поэтому трупы так и лежали, где упали со стульев. На столах стояли тарелки с недоеденными блюдами. Их было больше, чем тел, значит, кто-то успел спастись и улететь.

И ни единого следа старого фон Юстаса.