— Ты говорила с Кириллом? — спросил он меня после «спасибо».

— Нет, и не хочу говорить. Не хочу форсировать события.

Я сказала Каменцеву, что Александр Юрьевич поживет какое-то время у нашей знакомой, которая за ним присмотрит. Я сказала — какое-то время. Не навсегда. И я не дала Кириллу ключей, да он и не спросил про них. Официально в квартире прописаны трое — дед, он и Люба. Будем платить коммуналку. Без проблем. Нерешенные проблемы, конечно, никуда не деваются, но когда на первый план выступает вопрос здоровья, они меркнут. Они решатся когда-нибудь и как-нибудь. Сейчас намного важнее, чтобы между Александром Юрьевичем и Тамарой Ильиничной не вышло недопонимания. Она варит ему суп, и всего-то. Он не лежачий, у него есть пенсия, он в магазин ходит. Ему даже не надо напоминать теперь про таблетки. Сам помнит. Ему просто нельзя давать повода нервничать.

— Знаете, Динка согласилась вести для вас Инстаграм, — сообщила я деду уже в машине, буравя злым взглядом кончик наглого носа водителя.

Гриша со своими идеями меня не на седьмое небо, а на тот свет отправит! Он решил создать не котокафе, а котофотоателье.

— Мужик не может сидеть без дела, — заявил он чуть ли не с пеной у рта. — Мы должны быть постоянно заняты. Таким нас создал Бог.

Ну да, еще и без одной извилины. А кого-то вообще без мозгов!

— И делать мы должны то, что любим и то, что у нас хорошо получается.

Они решили переделать большую комнату в квартире Тамары Ильиничны под студию. Гриша и художника пригласил, и свет студийный купил, и вообще свихнулся на этой идее фикс.

— Все будут при деле. Даже кошки. Разве это не прекрасно?

Это сказочно, мой милый сказочник! И первая фотосессия была назначена уже на завтра. Позировать, понятное дело, должна будет Люба. И Дина. Та напросилась сама. Впрочем, она всегда с белой завистью лайкала наши с Любой портреты.

— Пусть работают, — рычал ГАВ тихо. — Я даже буду платить этой девчонке зарплату. Я хочу спокойствия в семье. Хоть немного в кой-то веке. А спокойствие можно достичь только полной занятостью всех ее членов… Черт, Лиз, я не то сказал… Нет, ну ты поняла, — Гриша уже ржал в голос, и я вместе с ним. — Он точно должен быть занят делом, иначе проблем не оберешься. Ну, скажи мне, что ты довольна? Все складывается, как нельзя лучше!

— Постучи по дереву…

И он наклонил ко мне голову. Пришлось постучать ему по кумполу. А что делать? Мне не хотелось, чтобы кто-то там позавидовал нашему счастью и разрушил его. Ведь у нас только-только все начинает налаживаться!

Гриша подхватил меня на руки и начал дико озираться в поисках места, куда бы меня кинуть…

— Боишься, не удержишь? — нагнулась я к его носу.

— Не боюсь… — ответил он коротким поцелуем. — Ты волосами запутаешься в моей щетине.

— Ты выбрит.

— Но если ты будешь меня футболить, я перестану бриться, и будет хуже только тебе…

Он наконец-таки споткнулся о диван. Не надо было так рано выключать свет.

— Подожди… — остановила я его руки, которые уже потянулись к застежке бюстгальтера. — Я не сказала тебе самого главного…

— Это уже сказала Елена Владимировна, транслируя мысли Антона Сергеевича. Так что я без тебя знаю, что я дурак. Но знаешь ли, дуракам везет. С кошками, женщинами и безумными идеями. У деда великолепные портреты… Он еще будет нас по ресторанам водить. Вот увидишь…

— Ты все о деньгах, дурак!

— Я о семейном счастье… О чем ты, я не знаю…

— А я о том, что люблю тебя…

Наши губы почти касались друг друга, и ушам не нужно было напрягаться, чтобы разобрать натужный шепот. И темнота хорошо скрывала пламя, охватившее наши уши от любовного пыла. Гриша молчал — словно собирался переспросить. Нет, он не ослышался. Я это сказала. Я наконец-то решилась это сказать. Не собиралась именно сегодня, но вот же — сошлись звезды и наши тела на одном диване, в одной точке во Вселенной. Больше минуты прошло в полной тишине. Мы точно не дышали.

— Я верю, — вынырнул Гриша первым из пучины нахлынувших на нас чувств. — Не хочу верить, а действительно верю. Спасибо, Лиза. Но даже если бы ты не сказала этих слов, я их все равно чувствовал. Спасибо тебе за это.

Я прижалась к его губам, желая, чтобы поцелуй продлился Вечность. И если Вечность когда-нибудь закончится, то я все равно буду любить его. За все, что он сделал, за то, что он зубами расстегнул мой кокон, в котором я себя заживо похоронила. А потом зубами выгрызал мое счастье у жестокой действительности. Нет, я люблю его совсем не за это, а просто за то, что когда-то Анастасия Мороз сказала Антону Вербову — да, и родила ему сына Гришу. И я люблю всех людей, даже тех, кто когда-то делал Грише больно, потому что иначе он не вырос бы в того человека, в которого вырос. В мужчину, которого хотелось целовать без остановки, чтобы он не сказал какую-нибудь очередную глупость.

— Лиза, а давай поженимся 8 марта?

Я с трудом приподняла голову над смятой подушкой.

— Почему именно 8 марта?

— Чтобы мне только три раза в году надо было дарить тебе цветы: в день свадьбы, в день рождения и…

— Четырнадцатого февраля? — попыталась уловить я ход его мыслей.

— Нет, не люблю обязаловку — не дарю цветы, когда их дарят все. Я просто ошибся с числом. Четыре раза… В Любин день рождения и… Или пять раз…

Я сжала его щеки.

— Я только один раз еще красный пиджак надела!

— Будешь работать из дома. Я сам поговорю с твоим гадом-начальником. Сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться. Можно, я на тебе потренируюсь?

Он сел на диване и поправил ворот мятой футболки. Затем, отыскав в вазе зажигалку, запалил свечу. Одну из трех. И бросил зажигалку обратно, но рука из вазы вылезла не пустой. Пальцы сжимали крохотную коробочку, и я сглотнула сладкую слюну. Нет, на колени Гриша не встал — настоялся уже передо мной вдоволь. Просто протянул мне ее закрытой.

— Без комментариев. Я и так много говорил последнее время.

Я так же молча открыла ее — нет, на темном бархате лежало не кольцо с бриллиантом. Это было кольцо с несколькими бриллиантами и еще одно кольцо побольше, просто золотое. Мы теперь все делаем вместе.

— Паркер я так и не купил. Ну, согласна отказаться от 8 Марта, феминистка в кубе?

— Ради тебя? — щурилась я на пламя свечи, которую Гриша поднял со стола, будто собрался проводить надо мной какой-то древний обряд.

— Ради меня, конечно. И ради еще кого-нибудь, очень на меня похожего. Согласна?

— Согласна, — захлопнула я коробочку, и Гриша бросил ее обратно в вазу и вернул свечу на стол, задув.

— Я люблю вас, Елизавета Аркадьевна, безумно… Потому что я — дурак, у меня даже справка имеется про сотрясение мозга. Но, кажется, ты поставила мои мозги на место.