Однако долго так продолжаться не могло. Сил у нетренированного в этой области Овечкина было маловато. Все четверо понеслись на предельной скорости, рискуя не рассчитать расстояние и не вписаться в очередной поворот, и как раз тогда, когда сознание у Михаила Анатольевича стало окончательно мутиться, узкий проход завершился сравнительно просторным провалом, дна у которого как будто не было вовсе. Они вылетели на открытое место, Хорас решительно устремился вниз, в бездну, и приземлился на выступе, где места хватало ровно на четверых. Они метнулись следом за ним и встали на ноги на тесной площадке уже в своем настоящем обличье.

Овечкин без сил привалился к стене. Ноги и руки у него дрожали, глаза не видели вовсе ничего, в ушах звенело, а сердце билось, как проклятое, в самом горле, не давая дышать. Но он вновь стал самим собой, Михаилом Анатольевичем Овечкиным, библиотекарем из Санкт-Петербурга, тридцати пяти лет отроду, и это было так прекрасно, что впервые в жизни он был счастлив оттого, что является именно тем, кто он есть, и простил себе разом все былые грехи.

Сквозь шум в ушах до него донесся голос Хораса:

— Ждите меня здесь.

Вслед за тем демон с треском обрушился с площадки вниз, в пропасть. Овечкин открыл глаза и увидел слабое янтарное мерцание, исходящее от саламандры. Пэк сидел перед ним на задних лапах, вытянувшись во всю длину своего огненного тельца, и с беспокойством заглядывал в лицо.

— Очухался? — заботливо спросил он.

Овечкин кивнул. Ноги, правда, не очень держали, он соскользнул по стене на пол и опустился на корточки.

Ловчий стоял на краю площадки и заглядывал в кромешную тьму провала.

— Надеюсь, этот бездельник не задумал сыграть с нами злую шутку, сурово сказал он, ни к кому не обращаясь. — Самим нам отсюда ни за что не выбраться.

Михаил Анатольевич хотел запротестовать — он верил Хорасу, но сил у него не было даже на то, чтобы открыть рот.

— Он вернется, — сказал Пэк. — Что ты! Наш Овечкин — парень не промах. Нашел, на какой струнке сыграть!

«Наш…» Михаилу Анатольевичу стало смешно и вместе с тем удивительно приятно на душе. Неужели и он сделался для них своим? По телу разлилось тепло, и он обнаружил, что слабость отступает и силы возвращаются. Будто и не было никакого трудного перелета в чужом обличье!

Ловчий между тем достал свою волшебную флягу, и все трое сделали по глотку, после чего Овечкин почувствовал себя и вовсе готовым к дальнейшим подвигам и даже поднялся на ноги.

Он осторожно подошел к краю и заглянул вниз. Ничего не было видно, кроме кромешной тьмы. Но где-то там, в неизмеримой глубине и во мраке нарождался звук, похожий на свист крыльев, и звук этот постепенно приближался.

— Кажется, кто-то летит, — неуверенно сказал Михаил Анатольевич и вытянул шею, пытаясь что-нибудь разглядеть. В тот же миг он отшатнулся и едва не сорвался с площадки, потому что прямо из тьмы перед ним вынырнул Хорас — крылатое, сияющее, черное и прекрасное порождение бездны, воздушное и стремительное, как вихрь. Демон, распластав крылья, завис в воздухе возле площадки и несколько мгновений молча обводил взглядом всех троих. Потом сказал:

— Жива еще ваша девушка. Как ни странно…

Ловчий резко вскинул голову.

— Какого же черта ты тащил нас в эту нору, если не знал, жива она или нет!

— Пять минут назад она была жива, — невозмутимо отвечал Хорас. — Но могла перестать жить в любую секунду. У нас и сейчас времени немного! Антальи и тессы передрались из-за нее — свара еще продолжается, и я не рискнул соваться в самую свалку. Нам нужно успеть к тому моменту, когда определится победитель.

Михаил Анатольевич дернулся было к нему и беспомощно заозирался по сторонам, не понимая, как они будут продолжать путь. Не очень-то ему хотелось снова превращаться неведомо в какую тварь. Но Хорас, как оказалось, все предусмотрел.

— Я тут слегка приручил одну анталью, — ухмыляясь, сказал он. — Поди сюда, крошка!

Он поднял правую руку. Снизу медленно выплыло крылатое чудовище, в точности такое же, как то, что утащило Фирузу. Только морду его покрывала синевато светящаяся сетка, не позволяющая открыть пасть, и такой же сеткой были спутаны все шесть конечностей. Глаза горели яростью, из пасти текла слюна, и при одном взгляде на это страшилище и при мысли о том, что несчастная девушка побывала в подобных лапах, Овечкина замутило.

— Кое-чему я научился за время странствий, — продолжал Хорас, скаля зубы. — Экипаж подан. Садитесь, пожалуйста!

Первым, как всегда, на спину антальи юркнул Пэк, и вдвоем с Хорасом они помогли перебраться на нее сильно побледневшему Михаилу Анатольевичу.

— Мне-то ни к чему, — буркнул Ловчий, меряя взглядом злобное исчадие тьмы. — Но для страховки…

Он ловко перепрыгнул с площадки на спину антальи, и в ту же секунду Хорас снова ринулся вниз, в мрак провала, и анталья последовала за ним, как привязанная.

Летела она на удивление ровно, без толчков и рывков, и держаться на ней было совсем нетрудно. Хорас чуть замедлил полет и поравнялся с ними.

— С победителем говорить буду я, — предупредил он. — И что бы я ни говорил — молчите. Вы мои пленники, и я буду требовать украденную часть моей добычи, понятно? У меня в нашем мире недурная репутация, — он снова ухмыльнулся, — меня боятся. И если они еще не прознали, что меня может теперь разорвать на части любая здешняя козявка, мы девчонку отобьем. Правда, я думаю, что они уже знают. Слухи разносятся мгновенно…

Анталья яростно зашипела и вытянула шею, пытаясь дотянуться до Хораса, но он только расхохотался и ударил ее синим лучом, вырвавшимся из его правой ладони.

— Я же сказал, что научился кое-чему, тварь! И прежде чем меня разорвут на части, я успею покалечить немалое количество ублюдков!

Овечкин похолодел. До него только теперь стало доходить, что все обитатели мира голодных духов бессмертны и неуязвимы. И что с чудовищем, на котором они сейчас стремительно падали в бездну, можно было совладать только с помощью магии, но отнюдь не меча или даже огнестрельного оружия. Он вспомнил бой Маколея с Хорасом и поежился. Отступать было некуда.

Полет скоро завершился. Они выпали из каменного колодца в необозримо громадную пещеру, посреди которой кипело сражение, и Хорас с антальей, по-прежнему следовавшей за ним, как на привязи, сделали большой круг над головами дерущихся. Овечкин посмотрел вниз и снова поежился. Крылатые твари — антальи — явно проигрывали. Те, с кем они сражались — тессы, как назвал их Хорас, — брали количеством. И были это те самые подданные карлика-короля, с которыми путникам уже пришлось столкнуться. Овечкин правильно угадал претендентов. Их было видимо-невидимо, и из всех щелей сыпались все новые и новые гады всех видов и мастей. Сам же король, в золотой короне, восседал на большом валуне посреди пещеры, в центре сражения, и что-то хрипло выкрикивал — видимо, отдавал приказания.