– Подкрепляйся! – сверкнул зубами Хасан Сабиров, помощник командира взвода.

Прислонив винтовку к стволу березки, Воронин вынул ложку из-за голенища сапога. Пшенка – вещь!

Было тихо, только доносился осипший голос комбата:

– …Оборудовать командный и наблюдательный пункты, основные и запасные. Подготовить щели. Окопаться. Полная маскировка. Закодировать карты, переговорные таблицы и таблицы радиосигналов. Открытые разговоры запрещаю. И еще. Побольше перебросьте «свеклы», «фасоли», «гороха» и немного «керосина». Высылаю десять человек…

Трофим Воронин был бойцом бывалым и знал, что перечисленные овощи и топливо суть противотанковые и противопехотные гранаты, патроны и бутылки с горючей жидкостью КС. За ночь группа старшины Аношко совершила два рейса и пополнила запас боеприпасов, плюс хлеба на два дня, концентратов, сахара и махорки.

Воронин сыто зевнул. Эх, храпануть бы сейчас минуток шестьсот…

Неожиданно по небу разнесся гул – это из-за леса выплыл самолет-разведчик «Фокке-вульф». Его называли «рамой».

Наглый «фока» выведывал, что у русских на переднем крае. Воронин глядел навстречу немецкому летуну, шептал неудобопроизносимые выражения и не заметил, как подошел командир батальона.

– Любуемся? – в голосе комбата звучала ирония. – Второй день глаз отвести не можешь от этой «рамы», а она летает себе да летает. Хоть бы попугал ее, что ли.

– Это можно, товарищ майор…

– Так за чем же дело стало?

– Думаю, товарищ майор, где достать колесо с осью. Да не одно…

Комбат уловил мысль рядового.

– А если к утру колеса будут – подобьешь?

– Попробую.

Не прошло и двух часов, как к землянке Воронина поднесли колеса да оси от повозок – бойцы хозвзвода постарались.

– Эй, братцы-бронебойщики! – кликнул Трофим своих. Взвод ПТР принялся за дело – солдаты до ночи возились с колесами и осями, прилаживая четыре противотанковых ружья, прикрывая «зенитки» плащ-палатками и ветками.

А с утра Воронин сдавал экзамен. Принимал его «Фокке-вульф».

К полудню туман рассеялся, послышался гул самолета.

– Воронин, – пронеслось по траншее, – летит твой «Фоккер»!

– Все в укрытие! – крикнул Трофим.

И остался один у замаскированной установки на левом фланге. Самолет заметил подозрительную конструкцию, снизил высоту.

Воронин открыл огонь по «фоке», опасаясь одного: как бы по этому участку обороны не ударили вражеские минометы, получив с «рамы» данные о цели. Нет, пронесло.

Трофим перебегал от ружья к ружью, приседал у колеса, ловил цель. Дважды у борта самолета блеснул огонек, словно по нему чиркнули спичкой. Но «фока» жил, и его пули свистели над головой Трофима.

Пэтээровец развернул колесо, взял упреждение на один корпус самолета. Прогремел выстрел. «Не попал!»

Воронин быстро поменял позицию. Летчик сделал разворот и длинной очередью прошил незамаскированную установку – ружье, ствол которого был накрепко прикреплен к обручу колеса, надетого на ось, и нацелен в небо. Воронин перебежал на другой фланг. Летчик бросил машину в новом направлении. Струя свинца порубила ветки, оголила ствол ружья. Трофим успел выстрелить в третий раз, но самолет опять взмыл вверх. Надо было срочно менять позицию, но какая-то сила удержала Воронина на месте. «„Фока“ теперь атакует не здесь, – подумал он. – Не спеши, не спеши…»

Вынув из сумки последний патрон с бронебойно-зажигательной пулей, зарядил ружье.

Воронин не ошибся – летчик полоснул из пулемета по ближайшей позиции, логично полагая, что бронебойщик находится там. Ан нет! Трофим в четвертый раз нажал на спусковой крючок.

Рядом с «Фоккером» появился удлинявшийся шлейф дыма. Теряя скорость, самолет врезался в землю вблизи вражеского переднего края…

– Да-а… – протянул Переверзев. – Были схватки боевые…

И тут раздался пронзительный свист, а вслед за ним крик наблюдавшего за небом:

– Показались! Спускаются!

Кузьмичев вскочил и выглянул из-под кривых веток, распушенных нитчатыми листьями.

Небо было на редкость ясным, и прямо в зените набухали два круглых темных пятна – будто кляксы поставили в высоте.

Кляксы быстро оформились в диски. Диски пошли в рост, и вот опустились исполинскими караваями, зависли, застя солнце. Садились малые крейсера по очереди. Сперва сел тот, что был ближе к Космограду. Он мягко опустился между сбитыми скаутами и топким берегом залива.

Кузьмичев с болезненным интересом изучал сегментированное днище второго крейсера, висевшего над лесом. Видят ли его оттуда? Может быть, сейчас какая-нибудь склизкая тварь выцеливает его и плавно жмет на гашетку? Или на что они там жмут, негуманоиды хреновы?

Крейсер мягко стронулся с места, проплыл на середину Стеклянной пустоши и сел.

– Надо же, – пробормотал Переверзев, – прямо над базой…

– А эти еще спорили, перебираться не хотели, – сказал Виштальский. – Каково бы им пришлось под себумами?

– Вызываю Кузьмичева! – сказал коммуникатор голосом Алехина.

– Я весь внимание.

– Начинаю спуск, Гошка. Вижу оба крейсера. Вы где?

– Мы в лесу за Стеклянной пустошью.

– Отлично. Тогда я нацеливаю «Зарю» на тот крейсер, что у города. Готовьтесь – шваркнет так, что не обрадуетесь!

– Обрадуемся, обрадуемся! Ты только целься получше. И слинять не забудь!

– Не волнуйся! До связи.

– Давай…

Крейсера себум не подавали никаких признаков жизни – не открывали люков, не спускали трапов, не выдвигали антенн. Какой жизнью жили боевые корабли, не ясно было, но чем дольше они оставались на одном месте, тем прочнее их «держали якоря». Теперь, прежде чем взлететь, себумы должны будут протестировать сотни систем, перевести их из посадочного режима в походный, совершить тысячи необходимых манипуляций, отдать по нисходящей сотни команд.

Алехин мог быть спокоен – удар с орбиты накроет цель. Лишь бы не мимо…

– Вижу, – сказал Переверзев, вглядываясь в небо. – Он, не он?

В вышине разгоралась слабая искорка, дорастая до трепещущего огонька, за которым тянулся прямой белый хвост. Потом от хвоста отделились тонкие дымные «усики» – это отломились выступающие части. Они сгорели первыми.

Ушей достиг далекий гром. Падавшая «Заря» успела вырасти до размеров солидного болида – облачный слой перед звездолетом расступался кругом, разогнанный воздушной волной.

– …зываю Куз…чева, – прохрипел коммуникатор.

– Кузьмичев слушает, – быстро ответил Георгий.