– Чужак, арендующий остров Крокетт? Бабушка перевернулась бы в гробу.

Джимми выбрался на пристань.

– Возможно, она бы вас удивила.

Ну да, подумала Эви, уже удивила, и еще как. Она отвела взгляд.

– Мин приедет примерно в то же время, что и вы?

– Я не знаю, чем она занята. – Эви старалась говорить бесстрастно. – Она должна вам позвонить.

– Копия матери, – усмехнулся он. – Не дает нам всем расслабиться.

– Было бы неплохо, если бы она сообщала людям о своих планах.

– Точно. – Он одобрительно присвистнул. – Совсем не плохо.

Эви почувствовала раздражение. Похоже, Джимми балует Мин, как баловал тетю Эвелин. Она появляется без предупреждения, рассчитывая, что о ней позаботятся, что Джимми отвезет ее на остров. Как будто у него нет других забот.

Они погрузили две сумки, ящики с продуктами и ноутбук в тележку трактора, и Джимми тронулся с места. Эви медленно шла за ним, не отрывая взгляда от дома на вершине холма.

Когда бабушка была жива, она вставала со скамейки, придерживаясь для равновесия за ветку сирени, растущей у двери, и стояла, наблюдая, как ее дети и внуки идут к ней по лужайке. Каждое лето, независимо от того, как часто они виделись зимой или даже несколько недель назад, весной, именно ее внимательный взгляд, под которым они все проходили, отмечал начало нового года. Каким ты предстал перед ней в тот первый день, таким ты и останешься.

– Ты поправилась, – говорила она, разглядывая Эви. – Что случилось с твоими волосами?

– У тебя что, бессонница? – спрашивала она Джоан, причем голос у нее был при этом мягче – всегда.

И мать Эви склоняла голову набок и молча наклонялась, чтобы поцеловать свою мать в щеку. Молчание было для Джоан и оружием, и броней, хотя разницу между ними Эви поняла только после сорока.

Теперь, когда трактор медленно взбирался по склону холма к двери Большого дома, у которой уже двадцать лет как не сидела бабушка, все напоминало ей о матери.

Джимми описал широкий полукруг и остановил трактор слева от ступенек. Не заглушив мотор, он спрыгнул с сиденья, взял вещи и сгрузил на крыльцо, предоставив Эви самой занести их в дом. В конце концов, она внучка. Не бабушка, не мать и не тетка, вещи которых он поднял бы по лестнице на второй этаж, до дверей их комнат.

– Вам нужна какая-нибудь помощь?

Она окинула взглядом дом, стоя на нижней ступеньке с коробкой продуктов в руках, затем повернулась к нему и покачала головой. Краска вокруг двери облезла, а зеленая скамейка, где бабушка Ки разливала чай, наблюдала за подъемом флага и ждала, когда гости поднимутся по лужайке, опасно накренилась назад, в сторону подгнившей ножки. Сухая сирень была такой густой, что заслоняла свет. Эви взялась за ручку сетчатой двери и заметила, что Джимми посадил герань в цветочный горшок, стоявший на гранитной ступеньке ниже двери, – это было похоже на помаду на губах старой дамы. Кто-то еще знал, как тут было раньше и как должно быть теперь.

– Все отлично, Джимми, – сказала Эви.

Он кивнул.

– Дом выстоял. Трудная зима.

Джимми остановился на нижней ступеньке, повернулся и стал смотреть на воду, и Эви спустилась и встала рядом с ним, не зная, что еще сказать. Там, где у воды заканчивалась лужайка, вечер набросил золотое покрывало на большие камни по обе стороны лодочного сарая, и эта картина заменяла любые слова.

– Вам завтра понадобится лодка? – спросил Джимми.

– Нет, – ответили Эви. – У меня все есть.

– Я собираюсь в город, за инспектором.

– Инспектором?

– В наши дни нельзя делать никаких изменений, даже самых мелких, не получив разрешения от властей штата.

Эви удивленно посмотрела на него:

– Каких изменений?

– В лодочном сарае.

– Что?

Джимми нахмурился.

– Прошу прощения, – сказала Эви. – Просветите меня.

– Ваш кузен решил, что было бы удобно иметь комнату для переодевания рядом с причалом.

– Который кузен?

– Шепард.

– Шеп? Удобно для кого?

– Думаю, для его пассажиров. – Джимми достал сигареты. – Неплохая идея. Если нужно переодеться или освежиться, до дома идти довольно далеко.

– Но… – Эви пыталась вспомнить, упоминал ли об этом Шеп в офисе Дика Шермана. – Мы никому не платили.

– Все улажено. Он выписал чек.

Неужели Шеп думает, что если он заплатил, то может делать все что угодно, никого не спрашивая? Рассчитывает, что затраты окупятся?

– Это хорошая идея. – Джимми склонился и прикрыл ладонью пламя зажигалки. – Там можно хранить вещи, когда вы отправляетесь на пикник.

Он забрался на сиденье трактора и включил передачу; рев двигателя прозвучал как прощание.

– Увидимся утром, – крикнула Эви и помахала рукой.

Звук сопровождал Джимми до самого берега, тянулся за ним, как чайки за рыбацкой лодкой, а она стояла с коробкой в руках, глядя на него, а когда увидела, как Джимми загнал трактор в лодочный сарай, откуда-то изнутри поднялась знакомая ярость. «Усовершенствование» Шепа напоминало то, что делала тетя Эвелин, – небольшие изменения то там, то сям, «потому что это разумно»; она заставала мать врасплох в начале каждого лета, меняя дом по собственному разумению, не советуясь ни с кем, так что накопленные за столько лет обиды были неотделимы от красоты этого места. «Не глупи, Джоан, – повторяла тетя Эвелин из года в год. – Не будь таким консерватором». Это всего лишь обои. Или занавески. Или пятно краски. Какое это имело значение? Большое, причем для тети Эвелин тоже.

Эви повернулась и распахнула затянутую сеткой дверь. Ей нужен Пол, поняла она, стоя в дверях, – впервые за всю жизнь она одна в этом доме. Пол теперь должен стоять за ее спиной, слушать комментарии Джимми о Шепе, о Мин, идти вверх по склону вместе с ней с книгами в руках, точно знать, что значат для нее эти комментарии и как они ранят ее. Видеть, как хорошие манеры Эви одержали победу над ее яростью и чего ей стоило больше ничего не сказать Джимми. Пол единственный был рядом все эти годы, поддерживал ее. Но после ссоры между ними пролегла трещина, зияющая и страшная. И Эви не знала, как ее преодолеть.

– Послушай, – сказал ее муж утром, когда она села в машину. – Я должен закончить черновик этой статьи, а в воскресенье или в понедельник мы с Сетом приедем.

Эви повернула ключ зажигания.

– Ты не обязан, – сухо сказала она.

– Я хочу быть с тобой на похоронах твоей матери, – тихо ответил он. – Конечно, я приеду.

Ответить Эви не смогла. Она смотрела прямо перед собой, сквозь лобовое стекло.