Около половины седьмого Килиан вернулся в свой номер, где еще витал аромат духов Лизетты, принял ванну и перечитал послание Штюльпнагеля. Разумеется, Килиан принимал участие в официальных мероприятиях в составе парижского командования, но иных причин встречаться с генералом у него никогда не возникало. Напечатанное на машинке письмо было выдержано в учтиво-формальном стиле. Там говорилось, что в ближайшее время его отделу надлежит оказать помощь церкви в проведении ряда мероприятий. Кончалось письмо предложением встретиться со Штюльпнагелем в девять утра в Люксембургском саду, чтобы не упустить погожий денек после затяжной и утомительной зимы.

Затевать подобную переписку не было ровным счетом никаких оснований, и совершенно не требовалось доставлять это письмо нарочным в ресторан. Внезапное предложение Штюльпнагеля встретиться с Килианом в столь странное время в безлюдном месте наверняка как-то связано с вчерашним визитом Мейстера.

Килиан бросил взгляд на часы: начало восьмого. Небо просветлело, в коридоре раздавались шаги и голоса, издалека доносился звон фарфора. В Париже занимался новый день, но перед полковником разворачивалась новая эра.

Сидеть взаперти в отеле стало невыносимо. Килиан вышел на улицу и бесцельно побрел вперед, кружа в районе садов, пока точно в назначенное время не приблизился к знаменитому фонтану Марии Медичи в Люксембургском саду. Почти в ту же минуту он увидел знакомые, точно высеченные из гранита черты Карла-Генриха фон Штюльпнагеля.

— Генерал, рад снова видеть вас, притом в добром здравии.

— Взаимно, полковник Килиан. Рад, что вы пришли. Простите за столь ранний час. Все кафе еще закрыты. Ох уж эти французы!

Килиан улыбнулся.

— Если вы не против, я с удовольствием прогуляюсь в вашем обществе.

— Вот и прекрасно. Приятно вырваться из душных кабинетов, от хлюпающих носами подчиненных. Будем надеяться, весна приведет за собой более здоровые времена.

— Сомневаюсь, генерал. Чтобы изменить Германию, одного только потепления не хватит.

Штюльпнагель пронзил его острым взором, откашлялся и жестом пригласил идти. Мог бы и не беспокоиться — вокруг не было ни души.

— Наши общие друзья сообщили мне, что вам случалось не исполнять приказы.

— Мне больно в этом признаваться, генерал. Я родом из семьи потомственных военных и боюсь, что мое поведение позорит моих славных предков. Если мне позволено будет уточнить, я отказался повиноваться нашему вождю, руководствуясь благом Германии.

Штюльпнагель вздохнул.

— Проклятье! Ведь и я принес ему ту же присягу, что и вы. — Генерал кивком головы указал на Люксембургский дворец, расположенный в центре садов. — Мы с вами плетем заговоры под самым носом люфтваффе.

Несколько мгновений они шли молча.

— Признаться, генерал, в Париже я ощущаю себя ненужным, — не выдержал Килиан.

— Каждому из нас отведена своя роль. Наши соратники выжидают благоприятной возможности. Мы сошлись на том, что она представится летом, в Растенбурге.

— Но почему в Польше? Почему бы не ударить в Берлине?

— Последнее время Гитлер там почти не бывает. Когда не отсиживается в «Вольфсшанце» в Пруссии, то отправляется в Баварию, в замок Бергоф. Но главный приз все-таки Берлин. Захватим его — захватим и всю Европу. Тогда-то и необходимо, чтобы в Париже нашлись такие люди, как мы с вами. Будьте готовы действовать.

— Когда, генерал?

— В июне, возможно — в июле. Придется срочно мобилизовать людей, чтобы уничтожить отряды Гиммлера.

— Уж коли на то пошло, неплохо бы за компанию прикончить и его, — мрачно заметил Килиан.

— Если мы достигнем цели, то второму самому ненавистному человеку в Германии тоже придется умереть.

— А кто войдет в правительство?

— Полковник, со всем уважением, не волнуйтесь об административных вопросах. Мы с вами в этой битве — солдаты. Поверьте, операцию планируют нужные люди.

— Да, генерал.

— В Париже можете доверять подполковнику фон Хофакеру и мне, а больше — никому. Идемте, проводите меня до ворот. — Несколько шагов они прошли в молчании, а потом генерал продолжал, понизив голос: — Как только из Берлина сообщат, что задействован план «Валькирия», мы немедленно свяжемся с вами.

— «Валькирия»? — недоуменно переспросил Килиан.

— Гитлеровские спецотделения особой охраны. Предназначены на случай чрезвычайных ситуаций для сохранения структуры командования. Наши единомышленники планируют использовать «валькирий», чтобы взять в свои руки власть в Берлине и нейтрализовать гиммлеровский сброд, что позволит не только арестовать фашистскую верхушку, но и вывести из строя СС. — Голос генерала понизился до еле слышного шепота. — К тому времени тело Гитлера уже остынет, и мы назначим своего канцлера. Новое правительство начнет переговоры о немедленном прекращении боевых действий. — Дойдя до ворот, генерал остановился. — Вам предстоит взять на себя командование в Париже и создать единую сеть по всей Франции. Помимо гестапо и СС, вам придется иметь дело с местной милицией. Очень на вас в том рассчитываю.

Они пожали друг другу руки. Говорить больше было не о чем. К себе в кабинет Килиан вернулся с блаженной улыбкой на лице.

Ближе к полудню на коммутатор поступил звонок от секретаря криминальной полиции фон Шлейгеля из гестапо. У Килиана перехватило дыхание. Точно дурное предзнаменование какое-то.

— Полковник Килиан?

— Да. Чем могу служить, фон Шлейгель?

— Возможно, это я смогу оказать вам услугу.

— Не очень понимаю, чем гестапо способно помочь в работе с духовенством.

— Ваша работа тут ни при чем, полковник.

Килиан молчал. В висках бешено стучала кровь.

— Полковник? Я в Париже проездом, направляюсь в Аушвиц, один из концентрационных лагерей в Польше, но до меня дошла кое-какая информация, которая может вас заинтересовать.

— Концентрационный лагерь? — Килиан рассмеялся, но без тени веселья. Его мутило при одном упоминании этих лагерей — год назад он выяснил истинное их предназначение, и с тех пор это не давало ему спать по ночам. Еще одна причина, по которой Гитлер должен умереть. — Лагеря меня совершенно не интересуют, — осторожно добавил он. — Вы упомянули услугу?

— Это касается некой особы, в обществе которой вас видели.

В тоне его Килиану послышалось насмешливое лукавство. Презренный тип!

— Назовите уже имя, и дело с концом! У меня нет времени на пляски вокруг да около.

В голосе его собеседника ощущалась гаденькая ухмылка.

— Ее зовут Лизетта Форестье.

Килиан ошеломленно промолчал.

— Надо понимать, вы прекрасно поняли, о ком идет речь? Немного поболтав с Эйхелем, я узнал, что вы выводите ее в свет?