– Федот. Федот Воронов, владимирские мы… Я только спросить хотел, матушка, коли позволишь… – Он замялся.

– Говори, говори…

– Да про Ляксея-то Ляксандровича, адъютантом он у князя Петра Иваныча служил, а потом под Ляйпцихом ихним дрались мы совместно, – при воспоминании солдат просиял, а потом продолжил озабоченно: – Видал я, в крепость провезли его, Ляксеюшку-то. Так неужто – всё таперича? Ничем уж не поможешь ему, а? – Слезящиеся от мороза глаза солдата с выжиданием смотрели на Лиз.

Она промолчала, только вздохнула тяжело. Не дождавшись ответа, солдат попросил:

– Ты уж похлопочи тама, матушка, добрый он человек. Заботливо к нашему брату относился…

* * *

Она сразу увидела Анненкова. Он сидел на деревянных палатях, освященный тусклым пламенем одинокой свечки. Было тихо – ни единый звук не прорывался за толстые крепостные стены.

– Ты?! Ты пришла, – граф встал в изумлении и оправил одежду. – Зачем? Отчего, Лиз? Отчего ты здесь?

– Я пришла, чтобы передать тебе помилование императора, – ответила она и сделала несколько шагов к нему – длинные полы ее шубы заскользили лисьими хвостами по дощатому настилу камеры. Она протянула руки, желая обнять его.

Он всем телом было потянулся к ней, но остановился. Ее руки упали.

– Помилование? – переспросил он, с вниманием глядя ей в лицо. – Мне не нужно помилования. Я виноват, я участвовал в заговоре, и я понесу наказание, как все…

– Император просит тебя всего лишь написать ему, что ты отказываешься от заблуждений, – произнесла она, еще не теряя надежды…

– Но я не отказываюсь, Лиз, – усмехнулся он невесело.

– Даже ради меня? – спросила она, затаив дыхание. – Даже если я прошу тебя от этом?

– Ты просишь, – он с нежностью взял ее руки и прислонил их к своей груди. – Я тоже просил тебя, если ты помнишь. Но дело даже не в том. Как я могу отречься? Как я могу, боевой генерал, сохранить жизнь, поругав свою честь? Нет, Лиз, я не откажусь. И не проси. Я все решил для себя…

– Но ты же не против императора, – воскликнула она отчаянно, обняв ладонями его осунувшееся, посеревшее лицо. – Точнее, ты был против того императора, который умер. Но его уже нет, Алешенька…

– Все, что случилось со мной, Лиз, – проговорил Анненков, целуя ее пальцы, – и все, что случится вскорости, – заслуженная мною кара за грехи. Я обидел невинного человека, оскорбил его чувства. Обнадежил, увлек и разбил его мечту.

– Ты говоришь о маркизе Анжелике? – догадалась она. – Ведь прошло столько лет…

– Да, прошло. Но она до сих пор остается моей венчанной женой, – заметил он. – И я перед Богом обещал любить и оберегать ее. А что сделал с ней? Я говорил тогда, и сейчас повторяю, я не виню тебя, Лиз. Виноват только я сам. Я один.

– Милый мой, милый, – Лиз обвила руками его шею и прижала голову к его груди, – ведь все преграды рухнули между нами. Ты губишь наше будущее…

– Я несвободен, – с грустью возразил ей Алексей. – Я женат, и жена моя, насколько мне известно, жива и находится в Провансе. К тому же наше будущее, Лиз, теперь так же далеко от нас, как и прежде. Император никогда не позволит, чтобы граф Анненков, пусть даже и герой войны и не самый бедный дворянин в империи, стал вдруг хозяином Тавриды. Такое уже случалось. Вспомни Анну… Что Михаил Андреевич? – спросил он. – Жив ли?

– Мишель умер…

– А Анна?

– Она только делает вид, что жива. Что же до Тавриды… Если Николай Павлович будет настаивать, я откажусь от Тавриды, пожаловав ее в казну, – с решимостью произнесла Потемкина. – Мой отец завоевал Крым для России, а не для единственной дочки, как бы сильно он меня не любил. Вот России я и отдам ее.

– Не нужно таких жертв, Лиз, – Анненков только с сомнением покачал головой. – У тебя есть сын. И ему предстоит еще властвовать над Крымом. В его жилах – императорская кровь, никто не отберет у него потемкинского наследства. А для нас с тобой – все поздно. Скажи императору, что я благодарен за предоставленную мне им возможность спастись и за то последнее свидание с тобой, о котором я даже не смел мечтать. Как бы то ни было, вспоминай обо мне, Лиза. Я очень люблю тебя. Прощай.

– Но как же… Как же… – Она еще цеплялась за его руку, но он сам оттолкнул ее. – Ступай. Передай все императору. Я не откажусь…

Пошатываясь от рыданий, терзавших ее грудь, княгиня Лиз вышла из каземата и прислонилась спиной к холодной стене Петропавловского равелина. Ветер с Невы дул ей в лицо и сыпал мокрым снегом… Какой-то офицер подошел, предложив помощь. Опираясь на его руку, княгиня дошла до кареты.

– В Зимний, – приказала едва слышно кучеру.

Уже стемнело, но император Николай Павлович ждал ее. С самого порога, как только княгиня появилась в его кабинете, он понял по ее лицу, что Анненков не принял его милости, – впрочем, Николай и не представлял себе иного.

– Ваше Величество, – проговорила Лиз, стараясь держаться спокойно, – позвольте мне спросить, возможно ли предложить иные условия, не столь суровые для чести графа Алексея Александровича?

– Никаких других условий нет, – рявкнул на Потемкину император, его черный пудель, выскочив из-под стола, с лаем кинулся на княгиню и вцепился в ее платье.

– Ко мне, – отозвал Николай собаку. – Других условий нет, – повторил он веско. – Либо то, что я предложил, либо ничего вовсе. И не стойте, не стойте зря, любезная сестрица! – Он снова сорвался на крик. – Я вам не Александр Павлович, и вам не удастся вертеть мной. Уходите! Уходите! Вон!

Она ясно услышала в его вскриках знакомые нотки его батюшки Павла, увидела себя, как стояла здесь перед сводным братцем своим четверть с лишним века тому назад и как с издевкой тот приказывал своим гатчинцам лупить ее шомполами.

Не поклонившись императору, Лиз повернулась и вышла из кабинета, пристукнув дверью кинувшегося за ней вдогонку пуделя. Теперь как никогда до того ясно она понимала, что для нее, как и для всех прочих в империи, настали новые и далеко не лучшие времена.

И все же еще и еще раз, не отступаясь, княгиня писала к императору, так как он больше не допускал ее до себя – уже не мечтая о помиловании, она умоляла его о смягчении наказания для Алексея. Княгиня понимала, что Николай упивается унижением бывшей всесильной фаворитки, а его приближенные открыто игнорируют ее. Но она не сдавалась. Анна Орлова посоветовала Лиз обратиться в Варшаву к великому князю Константину Павловичу и попросить его выступить посредником между ней и императором – ведь Николай обязан брату престолом и не сможет отказать.

В память о давней юной дружбе и о годах, проведенных вместе при Екатерине Второй, Константин быстро откликнулся на просьбу Лиз. В результате его переписки с Николаем княгиня Потемкина получила из Зимнего записку, извещающую, что ее ходатайства о смягчении наказания Алексею Анненкову, возможно, примут во внимание. Так и случилось. Провинностей, взятых на себя Алексеем намеренно во время следствия, хватило бы на смертную казнь. К ней его и приговорили, но по личному решению императора заменили вскоре на ссылку.