– Знаю, – кивнул молодой полковник.

– И как бы вы поступили на моем месте?

– Так же, как вы, – ответил тот, – кроме единственного случая. Если бы такая женщина, как моя мать, попросила бы меня поступить иначе. Вы всегда были для меня образцом мужества и достоинства, – продолжал Саша горячо, – я равнялся на вас. И скажи мне кто, что вы пожертвовали честью, я бы высмеял того человека, не поверив ему. Я сказал бы сам, что честь – она превыше всего. Но теперь ведь не о чести дело – о жизни ее светлости. Я прошу вас, Алексей Александрович, пощадите матушку.

Александр сделал попытку опуститься, но Анненков не позволил ему:

– Вы с ума сошли, полковник! Немедленно прекратите это!

– Как мне еще убедить вас? Вы спасли меня под Бородино, спасите и сейчас… Спасите нас обоих.

– У вас нет разрешения императора? – догадался Анненков.

– Нет, – честно признался Саша, – и если вы не подпишете бумагу, мне можно не возвращаться в Петербург, лучше сразу остаться здесь, с вами…

– Подождите, – отстранив полковника, Алексей вышел из избы и направился к Лизе.

Тяжело кашляя, княгиня опустилась в снег, и Анна Орлова, склонившись, кутала ее в шубу и выговаривала за безрассудство. Когда Анненков приблизился к ним, Орлова взглянула на него и отошла в сторону.

– Где бумага императора, Лиза? – спросил Алексей, помогая княгине подняться, а после заключив в объятия. – Я согласен на все, я подпишу ее. Только скажи, теперь, когда мы оба свободны, ты выйдешь за меня замуж?

– Да, конечно, – прошептала она, стирая меховым рукавом примерзающие к щекам слезы, – мы так долго ждали этого…

* * *

По возвращении Алексея Анненкова из Сибири они с Лизой поселились в Кузьминках, так как местечко это оказалось ближе всех расположенным к монастырю, в котором служила бывшая княгиня Анна Орлова. В монастырском соборе они и обвенчались. Из гостей кроме Анны Алексеевны и графини Анны Ивановны, переехавшей в Кузьминки к сыну, присутствовали бывший гусарский генерал, а ныне помещик Денис Давыдов, и его друг, молодой поэт Александр Пушкин.

За ужином Денис Давыдов признался, что начал писать мемуары о двенадцатом годе.

– Ну как это возможно, как возможно?! Я не понимаю, господа, – горячо возразил ему Пушкин. – Как мог унизиться до прозы венчанный музою поэт, презрев и славу прежних лет… – Пушкин закинул кудрявую голову, потом обвел всех блестящими глазами. – …И Бурцевой души угрозы? – завершил он.

Все засмеялись и аплодировали ему…

Много позже, когда император Николай Павлович дозволил Алексею Анненкову покинуть пределы Российской империи, вместе с Лизой они приехали в Прованс и, посетив замок Ли де Траиль, доставшийся теперь дальним родственникам Анжелики, положили белые розы на могилу «неукротимой маркизы Бонапарта» и долго стояли молча, вспоминая о том, что прошло…